Леонид Фролов - Расказаченные

– Степан Иванович, куда собрался? Мимо братушки проезжаешь!

Степан посмотрел на Хлопушина, развернул коня и медленно направился в сторону Андрея.

– Здорово! Чем занят, Андрей Савельевич? – спросил Степан и спрыгнул с коня.

– Да вот, готовлюсь к походу на красных. Иль ты не знал, что война намечается? – ехидно так поинтересовался Хлопушин.

– Ну почему ж не знал. Казаки гутарят, а я слухаю.

– А я думаю, дай сообщу. Атаман тебя искал, ты заехал бы к нему.

Степан взялся за уздечку и пошел в сторону майдана.

– Зайду, а ты Андрей, не слухай, что брешут, а доверяй правдивым источникам.

– Где же эти источники взять? Это ж ты у нас в родстве с начальниками ходишь, а я простой казак, – подковырнул Хлопушин.

Степан шел и размышлял: «Что его зазирать, какой он был непутевый и варка у него такая же».

– Степан, далеко собрался?

Атаман подоспел. Лагов бежал за Степаном, а тот даже не оборачивался.

– Ты что это, атамана не признал? – одергивая сзади, выговаривал Лагов.

– Семен Петрович, здорово! А я думаю, мне или не мне кликают.

– Ты мне не бреши! Не слыхал он! Где был?!

– В округ ездил, дядьку навестить, – Степан как шел с конем, так и не останавливался, отвечая на вопросы атамана. Лагов бежал, не успевая, и пытался выпытать, что там в округе решают.

– Да, ты ж у нас особенный есаул, родней прикрываешься, но коли живешь в нашей станице, выполнять будешь мои поручения! – кричал атаман.

– А это ты, Семен Петрович, Тюрину скажи. Он мне приказал прибыть завтра на сборы да Димку прихватить, вот я и выполняю приказ. Иль ты перечить старшине вздумал?

– Ладно! Не ворчи, есаул. Хотел узнать, к чему готовиться? – спросил Лагов более уважительно.

– К войне с красными! – сказал Степан и пошел к отцу.

Не то чтобы Степан пренебрегал атаманом, но дела решать ездил к дядьке, особенно военные. Воспитание казака не позволяло перечить старшим, но в Адринской сложилась такая ситуация, что кругом все завидовали Тишиным. Иван Тимофеевич был на хорошем счету, даже награды царские имел. Тюрин был очень влиятельным казаком в округе, вот и бесились казаки, что кому-то все, а другим – ничего. А какую жену Степан отхватил. Хлопушин до сих пор этого забыть не мог.

Иван Тимофеевич сидел на лавочке, грелся весенним солнышком да потягивал цигарку. Он вообще-то давно бросил курить, но если взялся за табак, значит, что-то неладно на душе. Увидев Степана, он так аккуратно поглядывал и отводил глаза в сторону, пытаясь рассмотреть настроение сына.

– Батя, о чем размышляешь? – спросил Степан и присел рядом с отцом.

– Думаю, какую ты весть из Медведицкой привез. Али пустым прискакал? – опять ворчал старик. Степан протянул руку и вынул его цигарку, затянувшись.

– Весточка есть. Завтра с Димкой отправляемся на службу, красных будем бить, пока не кончатся.

Иван Тимофеевич аж поменялся в лице, ногами начал дрыгать, лавочка под ним зашаталась, руками размахивал в разные стороны.

– Как! – вскрикнул он. – И Димку на погибель тащите?

– Приказ есть приказ, – сказал Степан, докуривая цигарку.

– Ну, шурин! Ну, Тюрин! Ах ты змей, Афанасий Семенович! Мало мне детей по полкам таскал смалу лет, так теперь двоих забирает, – бормотал Иван Тимофеевич. – Димка ему зачем?

– Батя, вообще-то Димка не малолетка, а служивый казак. Не забывай – в звании урядника ходит.

– А мне кто помогать будет? – разрывался Иван Тимофеевич, дюжа не хотел детей отправлять на войну, понимая, чем это все может закончиться.

– Про Петьку выведал?

– Пока никаких известий.

– Не бреши, по бельтюкам вижу. Правду казаки гутарят, у красных он. Ах ты сукин сын! Я его породил, я его и убью, только воротится.

Вечер был томным и безрадостным. Закат опускался на хутор, а зарево покрывало все небо, и только майские жуки летали, издавая звук моторов. Ирина сидела на крыльце, одетая в альяный балахон, и поглядывала в сторону истопки, где банился Степан. Весть о том, что мужу завтра придется уехать на службу, расстроило ее, но такова казачья доля.

С тех пор как они поженились, еще не было долгой разлуки, а теперь перед самым рождением первенца ей придется это ощутить. Но больше всего пугала Ирину в тот момент не служба Степана, а страх остаться вдовой. Она серьезно и, наверное, впервые в своей жизни об этом задумалась. Страх в ее мысли настолько сильно проникся, что в одних только размышлениях становилось тяжело на душе, а по коже бегали мурашки, покрывая красивые обнаженные руки мелкими пупырышками.