Леонид Фролов - Расказаченные

Отобедав, Степан вскочил, поцеловал жену и пошел в сарайчик за конем.

– К вечеру воротишься?

– Постараюсь! Ты бы шла к маманьке. Что будешь одна? – сказал Степан, сидя верхо́м на коне.

– Где же я одна? У меня вон сколько добра – гуси, утки. К вечеру тебе истопку сделаю, – сказала Ирина, смотря вслед Степану. Казак поскакал галопом в станицу.

Он мчался по степям и лугам, средь густой лес в станицу Усть-Медведицкая, где была расположена администрация округа. Станица была большой и формально являлась столицей округа, где принимали самые важные решения. Здесь Степан и познакомился со своей будущей женой.

Возле штаба казачьего войска была суета, Степан спрыгнул с коня и одернул китель вниз, проводя руками по плотно прилегающему ремню, чтобы разгладить складки. Поправил фуражку и направился в небольшое двухэтажное здание, где заседали главные казаки округа.

Не дойдя до крыльца, навстречу вышел дядька.

– Степан! Ну наконец! А я было хотел за тобой гонца посылать, – разводя в обе стороны руки, выкрикивал Афанасий Семенович.

– А чего посылать, я сам тута, – сказал Степан.

– Гутарят, ты на круг не явился? – обнимая Степана, спросил Афанасий Семенович.

– А мне тот круг без надобности, дядь! Батя сказал сюда ехать, я и приехал.

– Ну пошли ко мне, растолкую, что к чему, – сказал Афанасий Семенович, и они направились в кабинет старшины.

Афанасий Семенович был совсем небольшого роста и крупного телосложения, седоватый, лицо имело округлую форму, а под правым глазом на щеке имелся шрам. Он его получил на войне с турками еще совсем молодым казаком. Имел чин войскового старшины и звания полковник. Большая личность среди казаков в округе.

– Что это делается, дядь? – спросил Степан и присел на стул.

– Казаки не хотят мириться с большевиками. Будем отстаивать свое право на отдельное образование. Каково оно будет – время покажет, – сказал Афанасий Семенович.

– Что ж, получается, война?

– Ты давай езжай к себе, а завтра на службу. Дам тебе самую боевую сотню. Димку прихвати, нечего ему возле мамки сидеть, – приказал Афанасий Семенович.

– Что ж это выходит, дядь! На своих, что ль, идти? – стукнув по столу кулаком, возмущенно спросил Степан.

– Своими были до того, как красную ленточку не повесили, а сейчас чужие! – крикнул Афанасий Семенович. – Иль будем смотреть, как они землю нашу рубают на куски, которую наши деды и прадеды осваивали и кровь за нее проливали! – на повышенных тонах высказал Афанасий Семенович. – А коли встретишь Петьку среди красных, тебе решать, поднимать над его головой шашку иль нет!

– Значит, не брешут казаки – у красных Петька, – с грустью сказал Степан.

– Я вообще не понимаю, дядь, что с людями делается. Выходит, брат на брата? – для Степана это было потрясение.

– Ты, Степан, вот что. Не говори пока Ивану Тимофеевичу про Петьку. Пусть гадает, думает. Вообще никому не говори, а Иринку отвел бы к матушке, пусть там пока будет, – сказал Афанасий Семенович.

– Раз так гутаришь, дядь, значит, надолго свистопляска затянется, – подметил Степан.

Афанасий Семенович взял стоявший рядом стул, присел рядом со Степаном.

– Кто его знает, Степан, наше дело военное: сказали в атаку, значит, в атаку. Ступай. Отдохни, сходи в истопку, побанись. А завтра – как штык в штабе.

– Слухаю! – сказал Степан и пошел к своему верному другу – коню.

Степан прекрасно понимал, что это война собственного народа. «Нет! Эта война двух режимов! Это результат 1917 года, а бьются между собой февральские и октябрьские. Это они не могут поделить власть и землю, а люди? Люди оказались между двух этих самых режимов – это инструмент в борьбе за власть, а какая она потом будет эта самая власть! Вот то-то и оно!» – размышлял Степан Иванович, поглаживая по морде своего коня. Постоял, подумал да запрыгнул в седло. Теперь нужно было доложить все отцу, а у Степана не выходил Петька из головы. Нет, он вовсе его не осуждал, он просто не мог понять, как сражаться друг против друга.

Думал Степан и про Димку, которого придется тащить с собой. «Молод ведь совсем, сопляк еще, но уже в урядниках ходит». Всю дорогу казак думал, но самое тяжелое – как оставить Ирину без своего внимания. «Родить должна. Будет же переживать дуреха, а живот то вон какой – точно крепкий казак будет!» И тут Степан улыбнулся, и печаль его на мгновение куда-то делась.

Станица, где проживали Тишины, называлась А́дринская. На въезде в станицу Степан встретил Хлопушина, который возился возле куреня с седлом и что-то мастерил. Хотел мимо прошмыгнуть, но Андрей заприметил.