Сборник - Вдохновение. Сборник стихотворений и малой прозы. Выпуск 2

Выполняю работу души.
Сомневаюсь, что мне по плечу.
Поучать, значит всех насмешить?
Увольняться, увы, не хочу…

Свою жизнь облегчи отношением к ней,
Постиженьем страданий других.
Кто движенья лишен, слеп и глух – пожалей.
Соразмерны ли ада круги?

Ты свой путь полюби, отклоненья прости.
Отклоненья познанью важны.
Зла в душе не держи: кто простил, тот постиг
Состраданье, как миф глубины.

Состраданье – единственный праведный путь
К пробужденью в тебе высших сил.
Перемелется грусть, надо ноги разуть,
Босяком приходи и проси.

Посоветуют тело, и сердце, и ум,
Что у Бога просить за тоску:
– Босяком по траве, по воде походить,
Улыбнуться себе и цветку.

У цветка на окне, что взлелеян тобой,
Распахнутся бутоны в свой час,
И, февраль укротив, возвратится весна,
Луч спасения солнце подаст.

– Луч спасенья подаст, точно руку небес,
Возродятся надежды, мечты,
Мыслей свежих цветенье, зеленых, как лес,
– И до Мы пусть возвысится Ты.

В 17../ не помню точно даты/
В июльскую жару, в сухмЕнь,
Вдруг загорелся дом калачницы Параськи,
Параськи Пупкиной… В тот день
Уснул СысОйка, что дежурить должен,
На каланче он крепко-крепко спал…
Брандмейстер Жуков, унтер-офицер проворный,
С похмелья жбан рассола утром выпивал!
Изба калачницы пылала, будто свечка,
И с поля ветер на беду подул…
И от избушки Пупкиной и ветра
Пожар раскинулся! Раскинулся на слободу!
Когда проснулся наш солдат Сысойка,
Огонь слизнул пол-Шадринска тот час,
Секунд-майор Андрюшка Голиков в расстройстве:
Он – воевода! И за пожар ему придётся отвечать…
Жил – не тужил! Всё чинно-благородно…
А тут, поди ж ты, экая беда!
Народ попёр с визитами, а он ведь
Устал от них… Но где там, вся беда,
Что купчик Глотов на весь околоток
ХулУ на воеводу начал разводить:
«Хапуга Голиков! Хапуга, вор проворный!
Давали деньги мы на благочинье, где они?»
Задумался, задумался хапуга:
Вдруг до начальства дело то дойдёт?
Не спит, всё думает… Замучила изжога,
И на беду писец Епишка пьёт и пьёт…
А тут ещё супруга воеводы
ЗнамЕнье новое до уха донесла:
Мол, тараканы из домов уходят,
Из тех, что не сгорели уж дотла
А это, ну, а это значит,
Что будет снова в городе пожар;
Строчит Андрюшка мудрому Сенату:
«Пол-Шадринска сгорело! Аж дотла…
Готовимся к второму уж пожару!
Он верно будет! Тараканы зря,
Зря из домов в поля не убегают..
Такая вот, такая вот беда!
Быть может, подготовиться к пожару,
Другому, чтоб нас не застал?
И всё имущество заране на подводы!
Как вам идея? Я бы поддержал…»
Ту речь, которая в записке,
Сенат три года сиднем изучал:
Как с градом быть и с воеводой лично?
Доклад к Екатерине Алексеевне попал!
Прочтя доклад, императрица рассмеялась,
И на докладе начертала вдруг:
«Сие так любопытно /снова рассмеялась/!
Сие есть ШАДРИНСКИЙ он ГУСЬ!»
Задумались сенаторы… Не знают,
Как слово царское понять, истолковать!
И телеграмму Чичерину Денису отправляют
В Тобольск, в Сибирь! Он крУтенький!
И враз тот начертал: «Повелеваю
Исполнить волю государыни тотчас!»
А в это время в Шадринске гуляют…
Он вновь отстроился! И тараканы враз
Вернулись в город и подворье,
Мошна у воеводы вновь полна…
И вдруг, как гром с небес, известье снова:
«От губернатора бумага важная!»

А было то на масленой неделе…
Гульба такая, что не передать!
У воеводы морда соловела,
Епишка в стельку пьян
И начал вдруг орать:
«Да, я – писец, да, я – писец Епишка!
Конечно я, конечно я – не шишка!
Но я ведь умный, умный сукин кот!
Хоть я, хоть я и писаришка!»
И не успел закончить писарь пенье,
Как нарочный с пакетом шасть к нему:
«Неси пакет! Неси пакет без промедленья!
Андрею Голикову! Воеводе самому!»
Андрей прочёл письмо… Лицо вдруг посерело…
Ушёл он в спальню, закрестился вдруг,
Запричитав: «Ой, что нам, Матерь Божья, делать?
Теперь мне вовсе, вовсе не уснуть!
Помочь мне может только лишь Епишка!
Он, сукин кот, и ловок, и хитёр…
Он растолкует мне слова императрицы,
Что гусь я шадринский! А может, хорошо?»
Епишка хитро посмотрел на воеводу,
И быстро-быстро вдруг заговорил:
«Есть гуси разные: бывают и бойцовые,
И тульские, и даже арзамасские!
А то ещё есть гусь и холмогорский, и решетиловский…»
«Епишка, остудись! – повёл плечами недовольно воевода. —
Не в Туле, а в Сибири, братец, мы!»
И воевода поднял толстый палец
И крикнул: «Крыса писарская! Больше не юли!
Как из беды мне вынырнуть, подсказывай!»
«Я подскажу, но ты опохмели!
И дай поспать! К утру, чай, спозаранку,
Я что-нибудь придумаю, Андрей!
Я спать пошёл… Ты не пори горячку!
Подумай лучше, лучше про гусей!»
Вот утро… К воеводе спозаранку
Епишка с белокрылым гусем на порог!
Он гусака спустил гулять, а сам же,
Хихикая, Андрею Голикову важно так изрёк:
«Вот гусь наш шадринский! А ну-ка, ну-ка, зрите!
Он не велик! Не сален! Знатен он!
На особь, особь только посмотрите!
Не гусь, а генерал! Как статен и умён!»
У воеводы лицо прояснилось…
Епишка бородёнку в пятерню
И молвит: «Что бы ни случилось
Послать гусей с отпИсной в Питербурх!
А в грамоте отметить всё, что нужно
Про качество особое гусей…
Нигде окроме Шадринска, Челябы
Такого мяса не сыскать! И с ней,
С той грамотой, что послана царице,
Отправить штук двенадцать на еду!
И губернатору двенадцать, чтоб не злился!»
«Епишка, за работу! Прокляну,
Коль лучших для царицы мы не сыщем!
Давай, родимый, по дворам сбирай гусей!
Да лучших отбери! Да лучших! Слышишь?
Работай, сукин сын, да побыстрей!»