Кэти Макгэрри - Скажи, что будешь помнить

Я не из тех, кто привык к такому общению, и она, видя мое колебание, понимает, что предлагает мне игру на чужой территории. В конце концов я все же стукаю кулачком о ее кулачок, потому что я не только в высшей степени конкурентоспособная, но и редко отказываюсь от брошенного мне вызова. Учитывая все это, можно только удивляться, что мама вообще позволяет мне выходить из дома.

– Хорошая игра.

Ее усмешка расползается в обе стороны, и у меня захватывает дух – то же дежавю. Перестань, молча молю я и, когда она отворачивается, чтобы сказать что-то друзьям, облегченно выдыхаю.

Большинство ребят в ее группе примерно одного с ней – и со мной – возраста, за исключением парня, которому я бы дала лет двадцать с небольшим. Судя по тому, что все слушают, когда он говорит, относятся к нему с уважением.

Я наблюдаю за ними дольше, чем следовало бы, потому что отчасти завидую их единству, принадлежности друг другу. Генри двадцать четыре, он любит меня, но единственное, что нас объединяет, это мои родители, с которыми он уже два года не разговаривает.

Неподалеку откашливается работник аттракциона. Переключаюсь на смех и крики, на запах попкорна. Предлагаю уже выигранную средних размеров змею в розовую и черную полоску и тычу пальцем в другую, здоровущую, которую можно обернуть вокруг себя несколько раз. Трофеи достаются победителю.

Принять мою змею работник отказывается и вместо нее протягивает маленькую, в зеленую и черную полоску.

– Чтобы получить большую, надо победить в четырех играх подряд.

В четырех играх! Господи. Каждая игра – пять долларов. Я могла бы купить пять таких игрушек, но смысл не в этом. Настоящий приз – победа.

Из сумочки достаю сотовый. Пропускаю сообщение от Эндрю – «Ты где?» – и проверяю время. В моем распоряжении целый час. Потом надо вернуться в деловой центр, переодеться и приготовиться к папиной пресс-конференции, на которой моя работа – сидеть, улыбаться и «хорошо выглядеть».

Если рассчитать правильно, у мамы просто не хватит времени, чтобы отругать меня за то, что гуляла без Эндрю. Он – друг семьи, на несколько лет старше меня, и мама выбрала его «понянчиться» со мной сегодня. То есть я отпущена погулять с таким условием, что прихвачу с собой Эндрю. Но дело-то в том, что он не нравится мне, а я не нравлюсь ему. Так что, когда я повернула направо, он пошел налево, и никто из нас не оглянулся, чтобы проверить, следует ли за ним другой. Может быть, Эндрю заложит меня, скажет, что это я его бросила. А может, и не заложит. Так или иначе, я довольна, что поступила, как поступила.

В любом случае, как ни посмотри, у меня есть время по крайней мере для еще одной игры. Отбрасываю назад волосы и отпускаю соблазнительную ухмылочку, ясно декларирующую мои намерения: я не просто выиграю, но выиграю три раза подряд.

– Ну, ребята, хотите сыграть еще?

«Вам ведь не хочется уходить побитыми».

Судя по их физиономиям, я все просчитала правильно. Девушки, с которыми я бы с удовольствием подружилась, только смеются.

– Я сыграю. – Голосок принадлежит ребенку, и моя улыбка тает. Длинные непослушные завитки над круглым детским личиком. Девчушка привстает на цыпочки, протягивает деньги работнику, и он принимает их, даже не взглянув на нее второй раз. – Сейчас я точно выиграю. Должна. Папа говорит, что это мой последний шанс.

Упомянутый выше папа вручает работнику еще пять долларов, берет для дочери молоточек и, как нож в сердце, бросает в меня умоляющий взгляд. Хочет, чтобы дочка выиграла. Ему это нужно. И еще он хочет, чтобы я помогла ей.

Терпеть не могу, когда меня подталкивают, но ведь если я и проиграю, то пятилетней малышке.

– Будешь играть? – спрашивает меня работник аттракциона. Такая уж у него работа – зарабатывать.

Я уже собираюсь отказаться, но… Когда-то и мне было пять, и мой папа сделал для меня то же самое. Передаю свою пятерку и свысока, как принцесса, оглядываю парней.

Для игры требуется четверо, и, чтобы девчушка выиграла, мне нужно, чтобы один проиграл. Они переглядываются, ждут, им интересно, кто же покажет себя мужчиной.

– Проиграть ребенку не зазорно, – говорю я. – И по самолюбию бьет не так уж сильно.

Парень из группы, до сих пор державшийся позади, делает шаг вперед.

– Я сыграю.

В груди у меня волнительный трепет, легкое дрожание невидимых крылышек. Мне хочется, чтобы он посмотрел и на меня, но нет, не смотрит. Отдает работнику аттракциона пятерку и встает рядом со мной.