Кэти Макгэрри: Скажи, что будешь помнить

Вздыхаю. Лучше бы, конечно, если бы он забыл о своих разногласиях с папой и провел хотя бы часть отпуска у нас, но настаивать я не собираюсь… пока. Кое-какие вопросы лучше решать лично и с глазу на глаз.

Пишу в ответ: Смогу. Никаких планов пока нет. Сейчас я в парке, а чуть позже у папы назначена пресс-конференция.

Генри: Тебе не позавидуешь.

Я: Не так уж все и плохо.

Генри: Врушка.

Вообще-то, так оно и есть. Пресс-конференция – то еще занудство. Все эти мероприятия по сбору средств, встречи с избирателями – мозги вянут, но признать, что Генри прав, значит только распалить его злость на моего отца. Вот почему я меняю тему.

Я: Есть хорошие новости.

Генри: Какие?

Я: Меня почти отобрали для стажировки!!!

Генри: Великолепно! Мои поздравления, Элль!

Улыбаюсь, как дурочка, в телефон. Начиная с прошлой весны я весь последний семестр предпоследнего школьного года боролась за право пройти собеседование для прохождения практики в компании, занимающейся программным обеспечением. Час назад мне сообщили по электронной почте, что я дошла до финального этапа. Генри первый, кто узнал эту новость. Так приятно наконец-то поделиться с кем-то радостью.

Поскольку я вовсе не была уверена, что мое заявление о стажировке рассмотрят, родители о моих успехах даже не догадываются. Они возлагают на меня большие надежды и в последнее время немного расстроены тем, что я не воссияла ни в одной из сфер моей юной жизни. С учебой у меня полный порядок, и им это известно, но папа с мамой хотят, чтобы я хоть раз оказалась в чем-то первой, а не третьей.

Теперь придется все рассказать – и сделать это побыстрее, – потому что без их письменного согласия меня не допустят к собеседованию. Может, родители и не обрадуются, узнав, что я скрыла от них такие важные события в моей жизни, но лучше бы им сосредоточиться на моем успехе, а не на моей скрытности.

– Да ты просто красотка, – говорит парень в красной бейсболке справа от меня. От него воняет лосьоном после бритья и чуточку спиртным.

Замечательно. Они все-таки потащились за мной и, даже увидев, что я занята, не оставили покое.

Опускаю телефон в сумочку, достаю из бокового кармашка бутылку пепси и иду дальше, рассчитывая оторваться в толпе от этого придурка и его приятеля. Они, однако, не отстают – проскальзывают, протискиваются, вертятся как ужи. Стараюсь игнорировать.

Все эти благотворительные папины встречи так меня достали, что на прошлой неделе даже Генри взялся меня подбодрить и призвал радоваться жизни. А лучше всего настроение поднимают аттракционы, игры да еще – поскольку во мне кипит мятежный дух – настоящее пепси. Вот только моя повернутая на здоровье мамочка в ужасе от всего, что в банках.

Где-то между выходом с очередного аттракциона и покупкой еще одного напитка два моих преследователя, Придурок Номер Один и Придурок Номер Два, почему-то вообразили, что я мечтаю оказаться в их компании.

Вообще-то, я большая девочка и постоять за себя могу. Мама очень огорчилась бы, узнав, что Генри научил меня, как ударить побольнее или двинуть коленом в пах. Разумеется, я не настолько глупа, чтобы думать, будто эти мои навыки произведут впечатление на родителей. Скорее, наоборот, только не на шутку рассердятся.

Оба моих преследователя чуть старше меня, оба держатся развязно, с чванливостью студента колледжа, у папаши которого денег куры не клюют. Тип знакомый – среди приятелей Генри было немало таких в старших классах школы и в первые два года в колледже.

– Давай, зависни с нами, – говорит Придурок Номер Один. – Позабавимся.

– Не интересуюсь, – отвечаю я. – И буду благодарна, если оставите меня в покое.

Придурок Номер Два – тот, у которого нет бейсболки, – встает у меня на пути.

– Ты такая красотка. Блондинка, голубоглазая, фигурка отпад.

– Я же сказала – нет.

– Может, ты просто сама не знаешь, чего хочешь? Пойдем с нами, и тебе не придется ничего решать. Мы покажем тебе новый мир. Послушай, я сам позабочусь о том, чтобы ты провела чудесную ночь. Ну же, красавица.

«Не придется ничего решать». Должно быть, думает, что у меня в голове нет ничего, кроме волосяных фолликул.

Мышцы напрягаются, но на лице расцветает привычная, доведенная до совершенства улыбка. Мама всегда учит меня не проявлять гнев в публичных местах. Ненавижу слово «красивая». Терпеть его не могу. За ним разрешение всему миру делать неверное предположение относительно моего ума. Называя меня «красивой», мужчина словно произносит тайный пароль, услышав который я должна пасть к его ногам. После этого он может говорить мне или обо мне все что угодно, а я не должна ни обижаться, ни злиться.