Светлана Башкатова: Невия

– Анна, вы с Ильей как-нибудь общаетесь с тех пор, как он уехал? – Елена видела: пытаясь выглядеть равнодушным, Петр вдруг странно напрягся. Словно гончая, берущая след. Жестким испытующим взглядом впился он в лицо женщины.

– Нет… А что?

– Ну не виделись, понятно. Но по интернету —то переписываетесь? Или как-нибудь еще?

– Да нет.

– Что, совсем связь потеряли? Никаких адресов, общих знакомых? Никаких сведений о его жизни? У вас ведь вроде любовь была… – и лицо Петра исказила отвратительная ухмылка.

Елена увидела – лицо Анны мгновенно застыло. Она молчала, но продолжала оставаться на месте, не в силах сопротивляться некоей неодолимой силе, которая помимо воли удерживала ее здесь. Кажется, и Петр тоже это заметил.

– Ну так как? Подвезти тебя? – и уже откровенно продолжая ухмыляться, Петр демонстративно распахнул дверцу машины.

Помедлив, Анна села в машину. Елена видела, как плотоядно осклабившись, Петр захлопнул дверцу своей ловушки.

Узнать бы кто такая эта Анна…

И Елена не смогла себе отказать – подчиняясь охватившему ее порыву, подхватила такси и попросила поехать за «той» машиной…

Елена поднялась, оделась. Уже надевая плащ в прихожей, подумала – вновь ей приходится уходить. Уходить в никуда, в неизвестность, как бывало не раз. Все повторяется… Она оглянулась – и взгляд остановился на картине, единственном настоящем украшении этого дома.

Картина была отдана Петру самим художником в качестве расплаты за некую услугу. Пейзаж Петру не нравился абсолютно: толща жирной серо-коричневой осенней грязи, наполняя весь передний план картины, словно вываливалась на зрителя, а одинокая тощая березка на заднем плане лишь усиливала ощущение невыразимой тоски, исходящей от картины в целом. Большего Петр не видел и частенько издевался над художником, совсем не замечая, как написано небо. А было достаточно даже небольшого пространства, отданного ему над всей грязью этой дороги, уходящей куда-то вдаль, где светлело рассветное небо, пронизанное мягкими, по-настоящему живыми лучами восходящего солнца. Оно словно отодвигало толщу беспросветной грязи и темноты, и как ей казалось, дарило манящее ощущение надежды, пусть даже очень далекой, почти несбыточной.

Однажды она попыталась возражать Петру, защищая художника, ей захотелось поговорить с художником самой, заглянуть ему в глаза. Но Петр лишь расхохотался – какое небо, какие несбыточные надежды? И сообщил – художник этот, будучи абсолютно одинок, в очередной раз крепко напился да и умер в своей мастерской, и вообще: много пил, а ценился больше за рубежом, нежели здесь, на своей родине.

Елена шагнула к картине и сняла ее со стены: Петр ведь как-то сказал – картина не имеет ценности ни для него, ни вообще. Она поискала, во что ее можно завернуть, и, обнаружив в прихожей большой целлофановый пакет, стала опускать в него полотно. Из-за обратной поверхности картины вдруг выскользнула какая-то бумага… Елена наклонилась – на полу белел чуть помятый вскрытый конверт. Она чуть помедлила…

«Как же много произошло всего с тех пор, как увезена я была мужем моим в Иерусалим» – я подошла к источнику и опустила руки в прозрачные воды его. Солнечные лучи до самого дна пронизывали их прохладу, и в ладонях я словно держала танцующее солнце, зачерпнув воды. «Как люблю я течение вод, омывающих тело и душу. Люблю разглядывать разноцветные камешки, выстилающие дно источников и рек, словно узоры на одеждах праздничных. Напоминают они мне о разных событиях жизни моей. Словно радостью окрашены, когда красны они, то печалью, когда черны, то чистотой и белизной поражают как дни, в которые душа полна надеждой.» Я склонилась над источником и увидела легкие морщинки на лице своем: «А ранее не было их, но не было еще и многого другого, чем жила во все дни душа моя».

И зачерпнула я ладонями прозрачную драгоценность вод, и омыла лицо мое, и обратив взгляд к небу, благодарила Бога за жизнь мою и за все дни мои, и за все, что испытала я. И не видела я более следов усталости на лице своем, отражающемся в источнике, видела лишь ярко голубые глаза мои, и улыбались они отражению своему и моего ребенка, который вскарабкался мне на руки…

…Стемнело. Вокруг костров были зажжены огни, и дозоры поставлены. И люди насыщались у костров. Я же, глядя на огонь, вспоминала многое, и вспоминала мать свою:

– Невия, расскажи же мне, как встретился Исаия тебе? – мать перед свадьбой пристала ко мне с вопросами и не оставляла до тех пор, пока не отвечала я.