Аука: Бесполезная книга, или Сказки о просветлении для просветленных

Давая советы, будь осторожен. Не пришлось бы самому за свой совет ответ держать. А ты думал, что дуракам закон не писан?

Сказку бы…

Записать, не подумайте ничего плохого.

Записать бы сказку. Да такую, чтобы брала за душу и за прочие укромные уголки. Брала и аккуратно так приподнимала, а потом внезапно роняла. И чтобы не было у той сказки ни дна, ни покрышки – уронила, а не понять, падаешь ты или просто ветер сказочный в ушах завывает? К слову сказать, сказочный ветер ничем от несказочного ветра не отличается. Вдруг Вы об этом не знали? И если в сказке какой-нибудь герой начинает с ветром общаться, то это не потому, что ветер особенный какой-то. Всё дело в герое. Не с кем тому больше поговорить, вот с ветром и разговаривает разговоры. Ветер – отличный собеседник— и выслушает, и ненужные слова «по ветру унесет».

Со сказочными героями нужно ухо востро держать. Как это «востро»? А это значит, что время от времени нужно проверять состояние своих ушей – не повисло ли там чего или не заросли ли они ненароком. Проверять таким уверенным движением руки – словно завострять.

Оказаться на месте сказочного героя— упаси Бог. С одной стороны, конечно, в финале будет тебе по заслугам. А с другой, заслуги эти заслужить надо, рискуя, надрываясь и не жалея. Иначе сказки не получится. Сколько их, сказок, пропали зазря из-за непутевых сказочных героев? И не сосчитать.

Сказочники тоже виноваты. Не без этого. Но со сказочника спрос невелик. Маленький такой спрос – под стол пешком забегает, вприпрыжку возвращается. Сказочник, он ведь старается ради словца красного, чтобы сказка, словно речка, текла ровненько да ладненько.

Сказку бы…

Да только сколько ни морщи лоб, ни заламывай суставы, а коль сказка сама тебя не выбрала, не будет толку. Или какого заморыша на свет произведешь, или затоскуешь от собственной никчемности. А посему, если сказка не идет, то займи себя, чем—нибудь другим. Сколько этого другого вокруг!

Три правила как не угодить в сказку:

Никогда не здоровайся и не разговаривай с воронами.

Не начинай первым разговор с незнакомцем в знакомом месте.

Не трогай за ручку двери, если не знаешь, что за ней.

Гулять по зимнему городу без плана. И без цели. И без оглядки на планы и цели других. Топаешь себе куда глаза глядят, а то и спиной вперед немного пройдешься, или боком. Кому какое дело до того, как, куда и зачем шагает человек? Ни—ко—му! И создается впечатление (как выясняется потом – обманчивое), что ты хозяин своей прогулке и идешь, куда тебе заблагорассудится. Но на самом деле за тебя все уже решено, и твой маршрут не просто неслучаен, но случаен до мелочей.

Только вышел из парка, а навстречу мужик. Тащит мешок с чем—то явно белым и очевидно тяжелым. Старательно так тащит, всем видом показывая, что нелегка поклажа.

И боком, боком ко мне поворачивается, как бы приглашая прочитать надпись на мешке: «Пуд соли». Надо же! Я и не удержался:

– Неужели и правда пуд?

– Никифор я, – признался мужик. – А это, – он кивнул на мешок, – мешок! В нем – соль!

– Дык, – неожиданно для себя промямлил я и оглушительно чихнул. И когда открыл глаза, то мужика Никифора не обнаружил. И мешок куда—то исчез, вместе с солью. Насчет пуда я уже и сам сомневаться начал.

Мне бы забеспокоиться. Но нет, приободрился, шагаю себе дальше, насвистываю вальс «Под небом Парижа». Первую часть насвистел, даже связку просвистеть смог, а вот там, где Ив Монтан лихо так меняет мелодию, застопорился. Начал еще раз. Без запинки добрался до трудного места – не помню! Что за чертовщина? И решил сократить дорогу и свернуть к стайке елок, что росли неподалеку от автобусной остановки. Автобусы давно перевелись, проиграв неравный бой нахальным и неудобным маршруткам, но буква «А», примостившаяся на желтой жестянке, вежливо указывала на то, что, в принципе, автобус здесь возможен.

Снег в городе появился незаметно. Сначала выпал дружно, хоть и едва прикрыв землю, а потом шел робко и непостоянно, в основном по ночам или в разгар трудового дня. И в результате оказалось, что снег есть. Не сугробы по колено, конечно, но вполне нормальное снежное покрытие, на котором можно оставлять следы или поскальзываться.

Под елкой снега намело чуть больше, и из небольшого сугроба торчала воронья голова. Было такое ощущение, что ворона сначала зарылась в снег целиком, подождала, пока нападает еще снега, чтобы скрылись следы её деятельности, а потом осторожно пробурила своим клювом дырку ровно такую, чтобы можно было высунуть клюв и осмотреть окрестности.