Инна Шаргородская: Жизнь и приключения Гаррика из Данелойна, рыцаря, искавшего любовь

Конечно, он был разгневан. Но он был и справедлив. И потому, сдержав свой гнев, прежде всего пожелал узнать причину столь неприличного поведения.

Гаррик, вошедший к отцу с потупленным взором, поднял голову, и ни следа раскаяния не усмотрел барон на лице мятежного юнца. Это его озадачило. А то, что он услышал вслед за тем от мальчишки, и вовсе повергло в изумление.

– Она глупа, – сказал Гаррик, – и глупы все три ее дочери… как рыбы, и мне представляется несправедливым, что этого никто не замечает. Вернее, притворяются, что не замечают, и позволяют им нести чушь.

– Тебе-то что за дело! – рявкнул барон, припомнив лица упомянутых дам и смутившись оттого, что мальчик абсолютно прав. Дамы были глупы, и общество их было невыносимо скучным, однако все терпели… – Я спрашиваю не о них, я спрашиваю о тебе! Что заставило тебя нарушить приличия и повести себя столь недостойным образом?

– Простите, – тихо сказал Гаррик, вновь опуская глаза.

Барон ждал продолжения, но его не последовало. И, глядя на склоненную голову старшего сына, он готов был поклясться, что раскаяния на его лице так и не появилось.

– Надеюсь, это не повторится, – жестко сказал он. – Впредь, когда тебе еще раз захочется показать, как ты умен в сравнении с другими, вспомни о том, что ты – Дамонт, и поступай, как подобает Дамонту!

Гаррик вздрогнул. Он хотел промолчать, но не смог. Внезапный озноб пробежал по всему его телу, и, сам не зная как, он выговорил:

– Но ведь я – не Дамонт.

Барон Ашвин онемел.

Когда-нибудь этот разговор должен был состояться. Но не теперь… барон совсем не был к нему готов.

Они стояли напротив друг друга и молчали. Барон лихорадочно искал хоть какие-нибудь слова и не находил. А Гаррик в этот момент переживал все муки ада, леденящий ужас непоправимости, ибо только теперь понял, что до сих пор еще надеялся… надеялся на то, что рассказ о его происхождении был ложью, злой выдумкой, в которую он имел глупость поверить. Молчание же барона Ашвина перечеркивало все надежды.

Барон наконец откашлялся.

– Ты знаешь… Откуда? – спросил он тихо. – Кто посмел?…

– Неважно, – непослушными губами ответил Гаррик. «Значит, это правда, – звенело у него в голове, – значит, все-таки правда…»

Барон вновь кашлянул.

– Ну… – начал он. – Я думал объяснить тебе все позднее, но раз уж так вышло… Мне очень жаль, мой мальчик, ведь я искренне тебя люблю и считаю своим сыном. Но я не могу отдать тебе титул и наследство, не могу пойти против рода, против многих поколений Дамонтов. Конечно, если бы не родился Ивин, ты унаследовал бы все…

Гаррик поднял на него непонимающий взгляд. Вот уж о чем он вовсе не думал!

Барон, встретившись с ним глазами, заторопился:

– Я не оставлю тебя совсем без наследства, не бойся. И дворянином ты будешь считаться, ибо усыновлен по всем правилам. Все, как и прежде… разве только что Ивин имеет права старшего сына, а не ты. Но я по-прежнему твой отец, и баронесса – твоя мать. Надеюсь, ты понимаешь это… да не смотри же так на меня, Гаррик!

Он неожиданно впал в гнев.

– Кто посмел рассказать тебе?! Назови имя этого негодяя!

– Не могу, – сказал Гаррик, постепенно приходя в себя. – Я узнал случайно. И имя его не имеет ни малейшего значения. Поверьте, батюшка, я нисколько не переживаю из-за наследства… – он сдержал нервный смешок, – конечно, я был очень огорчен, когда узнал, что я приемыш, но ведь главное, чтобы я был вашим сыном по духу, а не по крови. Я бесконечно уважаю ваше благородство и доброту… в конце концов, вы спасли меня от неминуемой смерти в лесу, и за одно это я всегда буду вам благодарен…

Лицо барона Ашвина посветлело.

– Вот теперь ты говоришь и рассуждаешь, как зрелый муж, а не как неразумный мальчишка, – одобрительно сказал он. – Таким я бы хотел видеть тебя всегда. Ты по праву носишь имя Дамонтов. Так не позорь же его впредь глупыми детскими выходками! Скоро мы переедем в Вэ и будем встречаться там со многими знатными людьми. Мы не станем скрывать того, что и так все знают – ты мой приемный сын. Пусть… тем не менее ты – Гаррик Дамонт! И ты должен быть настоящим Дамонтом, чтобы никто и подумать не смел, будто мне не удалось вырастить тебя достойным человеком. Ты понял меня?

– Да.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Гаррик опустил голову.

Барон Ашвин – прекрасный, замечательный человек. Он уж точно не считает своего приемного сына оборотнем… Но все же думает он совсем о другом и вряд ли способен понять, как может болеть душа, утратившая светлую веру.