О С: Снег. или соло, мой друг

– И что ваш сын?

– Ничего хорошего. Его больше нет с нами.

Ночью снова пришли призраки, теперь они приходили только в снах, окружили Молоденькую, и она стала белой, как их королева. Буран упал на колени, а следом за ним я. И призраки не тронули нас. Ни во сне, ни тогда. И Буран снова запел песню Николая Носкова, которую любил и пел очень хорошо, когда мы отдыхали на железнодорожных вокзалах:

Водителя было жаль. Он сам сначала спросил, умею ли я обращаться с оружием, а когда услышал в ответ, что в армии мне приходилось это делать, удивился:

– Юрист и служил в армии? Ну, ладно, – и достал из потайного ящика в фургоне короткоствольный автомат. – На них надежды никакой, – он кивнул на мать с великовозрастным сынком и протянул мне оружие, – стреляй в любого, кто появится, – с холодком в голосе посоветовал он.

– А если это такие, как я, заблудились?

– Всё ровно стреляй, на войне иначе не выживешь.

Я только тогда понял, как мне повезло выйти из Снега именно в этот момент и что напрасно изводил себя ночью мыслями о предстоящем утре, потому что когда другим что-то надо, они готовы поверить любому обману.

Мамаша годилась мне в бабушки, толстая, неповоротливая, с щербатым лицом, со множеством пакетов и сумок, все надписи на которых были написаны китайскими иероглифами. Она что-то проверяла на буровой установке по технической части, а сына всюду таскала с собой, такой он был неприспособленный к самостоятельной жизни. Пока они были живы и ехали рядом, мне всё время казались подозрительными их отношения, как ласково улыбался этот недоумок с жидкими, сальными волосами, собранными в хвост, своей мамаше, тогда глаза его превращались в щёлки, он откидывая назад голову и обнажал маленькие белые зубы. И всё время хотел, чтобы мамаша села рядом с ним. А та исподтишка наблюдала за мной и строго говорила сынуле, чтобы он сидел там, где сидит, а она будет сидеть на своём месте.

Водитель, попросивший меня не называть его командиром, половину пути напряжённо всматривался в голую даль, опасаясь появления бандосов, и молчал, а потом замолчал навсегда, навалившись мёртвым телом на руль; одна из пуль отскочила от металлической накладки на панели мамаше в голову, та вскрикнула, её сынок завизжал, фургон продолжал катится вперёд.

– Не убивайте нас! – взмолилась она, на мгновение превратившись в человека. По её лбу стекала струйка крови, и глаза были полны ужаса.

– Нет, – сказал я ей, хотя мог и не говорить ничего, а просто расстрелять её и её сынка, но я сдерживал себя половину пути и теперь мог выпустить пар. Я убил мамашу, а перед тем, как прикончить обезумевшего сынулю, сказал ему. – Что же ты такой довольный? У мамки под юбкой? Не понимаешь, какой ты урод?

Я вышел из фургона, передвигаться на нём дальше было бессмысленно, встроенная система навигации – лучший способ себя обнаружить. Я нашёл еду в сумках мамаши, взял все патроны из ящика, забрал карабин у водителя, облил салон фургона бензином из канистры и остатки сливал, пока отходил в сторону. Вокруг была тундра. Я мог идти, куда мне вздумается, осталось только поджечь бумагу и бросить её на готовую вспыхнуть пламенной дорожкой землю, ведущую к фургону, где огонь вспыхнет ещё яростнее и сильнее. И я понял, что самый сильный огонь во мне, это желание увидеть море. Пусть и без Молоденькой рядом. Пусть ради этого я должен…

Я выстрелил и укрылся за кучей строительного мусора. Это давно стало привычкой, не раздумывая выстрелить в чужака, неважно, кто это и насколько он опасен. Я выстрелил в мужчину быстрее, чем он заметил меня. Несколько раз. Кажется, три. Потом долго полз, укрываясь за полуразрушенными стенами многоэтажки, за нагромождением железобетонных блоков, за выгоревшими и просто брошенными автомобилями. Адски жарило солнце. Пыль поднималась вверх от лёгкого движения, налипала на лицо и попадала в глаза и рот. Я прополз на брюхе не меньше полукилометра, чтобы подстреленный мной мужчина гадал, откуда я появлюсь. Я заполз в другой дом и осторожно заглянул в небольшое отверстие в стене, мужчина лежал на боку, уткнувшись лицом в землю, схватившись руками за живот. Я прицелился и выстрелил ему в голову. Левая нога у него дёрнулась, и он затих. Кончен!