Александр Коломийцев: Становление

Сунув заказ коллеги в карман, Попов, не глядя на своего нового работника, вышел из кабинета. Очевидно, всё уже было обговорено, и Ивушкин уточнял для сведения Мезенцева. У гаража стоял тягач С-100 со снятой боковиной и обнажёнными металлическими органами и кишочками. Противно визжал пускач, выбрасывая сизые клочки дыма. Тракторист сидевший на корточках на широкой гусенице, прекратил надсадные стенания механического органа, спрыгнул на землю и заговорил со здоровячком в синей куртке и кепке. Мезенцев засмотрелся на трактор и отстал от мастера. Тот поджидал его у трубной эстакады, и, буркнув: «Жди здесь», ушёл в гараж. Минут через пятнадцать Попов вышел из гаража, и заговорил со здоровячком, помогавшим трактористу снимать какой-то узел с двигателя с блестящими медными трубками. Здоровячок отвечал что-то резкое через плечо, и к эстакаде Попов вернулся со зверским лицом, губы беззвучно шевелились.

– У нас всегда так, на охоту ехать – собак кормить, – проговорил со злостью, и, не объясняя суть проблемы, буркнул: – Машина будет через полчаса, давай, пока патрубки из мехцеха вытащим.

В квадратном помещении мастерской главенствовал трубонарезной станок, с ним соседствовал наждачный станок с двумя кругами, у стены с окном стоял сверлильный станок и слесарный верстак, а у правой стены находился небольшой винторез, справа от двери помещалась скамейка, урна для окурков, сваренная из мощной некондиции и тумбочка с электрочайником. На наждаке токарь в синем халате и очках затачивал резцы, у верстака трудился слесарь над зажатой в тисах деталью. Патрубки, числом около десяти, раскатились по бетонному полу, загромождая подход к труборезу. Поразил диаметр полутораметровых коротышей, наименьший соответствовал 146-мм, диаметр прочих Мезенцев даже не брался определить, на практике с таким сортаментом встречаться не приходилось, и он спросил в недоумении:

– Это для чего такие?

Попов суетливо прикрикнул:

– Давай, хватайся, глазеть потом будешь, – и, фыркнув, кольнул: – На золото бурим. Эх ты, инженер!

Мезенцев прикусил язык, и подхватил противоположный конец ближайшего патрубка, но от неожиданной резкой боли отдёрнул руку. На рассечённой заусеницей коже выступила кровь.

Токарь оглядел заточенный резец, выключил наждак, и, увидев буровиков, весело воскликнул:

– Забираете! Ну, слава богу. Надоело перешагивать. Заказываете, – давай-давай, а потом под ногами валяется неделю. – Поглядев на Мезенцева, дувшего на окровавленные пальцы, набросился на Попова: – Ты чего парню рукавиц не выдал? Всё экономишь? С работяг технику безопасности спрашиваешь, а сам? Мастер называется! – Досталось и пострадавшему: – А ты что без рукавиц работать стал? Требовать надо! Безъязыкий, что ли? – и миролюбиво добавил: – Сюда иди, хоть старые верхонки дам.

Колобок пыхтел, беззвучно шевелил губами, не находясь с ответом. Мезенцев подошёл к токарю, и, пока тот доставал из железного шкафчика рукавицы, прочитал надпись на металлическом флажке, стоявшим на коробке передач станка. Белая надпись, любовно выполненная по трафарету, гласила: «Общественный инспектор по технике безопасности Веденеев В.М.» Общественный инспектор уже протягивал порядком изодранные, насквозь промасленные верхонки, и советовал:

– Ты их наоборот надень, наружная сторона-то целая.

После патрубков перешли на склад, вытаскивали на эстакаду ящики с твердосплавными коронками, муфтами, замками. На складе Попов вспомнил, что Мезенцев направлен в его бригаду, и выдал рукавицы, проворчав: «Потом распишешься». В новой, топорщившейся спецодежде, ещё не обжитой телом, непривычных кирзачах, Мезенцев чувствовал себя неуклюжим, действовал неловко, чем раздражал своего начальника. Погрузились через час, и Мезенцев отправился в контору за рюкзаком, и заодно оповестить Ивушкина о готовности к отъезду.

Колобок, топтавшийся возле заднего борта, опять мучился с сигаретой, подошедшему Ивушкину сообщил:

– Ну, всё, загрузились, Данилыч. Так я домой пошёл?

Тот махнул рукой, и колобок покатился к воротам, на полпути остановился и крикнул Мезенцеву: «Коробку с лампочками на колени поставь. Гляди, расколотишь, с тебя спрошу». Дома Попова, очевидно, поджидала спешная, неоконченная работа, чем и объяснялась его раздражительность. Но он единственный, кто отнёсся к новому работнику холодно и даже с непонятной озлобленностью. Все прочие, начиная с Краснова и заканчивая Матвеевым и встретившимся сегодня токарем, выказывали сочувствие и благорасположение.