Сергей Усков: Искусство любви

Площадка перед входом выглядела приличнее, входная дверь – солиднее, а вывеска была бо́льшего размера; все говорило о том, что перед нею и есть та самая «контора»!

Однако Кармела, наученная горьким опытом, едва оказавшись в холле, пулей взлетела на второй этаж, опасаясь встретить на лестнице еще одного нарядно одетого сеньора, который будет предлагать ей заняться непотребством!

Разогнавшись, она смогла бы на одном дыхании преодолеть и двадцать этажей, однако лестница кончилась, и перед ней возник холл; справа стояли кресла, а слева – перегородка, за которой виднелась наклоненная голова мужчины.

– Увы, сеньорита, сейчас никакой работы для вас нет. – Пожилой служащий смотрел из-за конторки с сочувствием. – Зайдите через три месяца – на восьмом причале должны открыть столовую; потребуются уборщица и две посудомойки.

– Что? – Кармела отказывалась верить своим ушам. – Почему нет? Я могу помыть пол…

Телефонный звонок отвлек клерка от разговора с Кармелой. Отвечая на чьи-то вопросы, он то и дело хмуро поглядывал на девушку, которая не обращала на него внимания, полностью поглощенная осмыслением его ответа.

«Почему он сказал, что никакой работы нет? – недоумевала она. – Ведь ее так много!»

– Это вы заходили в контору на втором причале? – спросил служащий, положив телефонную трубку.

– Да, – кивнула Кармела, плохо понимая, о чем ее спрашивают. – Я.

– Тогда не тратьте время напрасно, – вполголоса посоветовал он. – Работы вам в порту не дадут. Сюда только что звонил начальник второго причала. Он… Вы…

Он говорил еще что-то, но Кармела его не слышала.

«Работы вам не дадут» – повторяла она снова и снова, не понимая, как приспособить эту фразу к себе, к своему настроению. И как быть с ее ощущением причастности к работе огромного портового механизма? «Работы вам не дадут!» – голос продолжал звучать в ушах, почти целиком поглотив ее сознание.

Кармела очнулась только тогда, когда вместо прохлады гулкого конторского коридора вокруг нее непонятным образом вдруг «всплыла» жаркая солнечная улица. Взгляд заскользил по чахлым деревьям, вытоптанной тысячами ног площадке перед конторой и мужчинам в широкополых шляпах, смотревших на нее ленивыми, равнодушными взглядами.

От ближайшей группы отделились трое низкорослых индейцев средних лет. Переваливаясь с ноги на ногу, они загородили ей дорогу.

– Работу ищешь? – спросил один.

Кармела молча кивнула. Мужчина усмехнулся.

– Я с полгода сюда хожу… И ничего!

– Попробуй в городе, – ухмыльнулся другой. – Может быть, тебе повезет…

– Молодая и красивая сеньорита без работы не останется, – осклабился третий.

– Были б деньги, сам бы ей работы задал, – донесся еще чей-то голос.

Кармела развернулась и, преодолев минутное замешательство, зашагала прочь еще более упругой и уверенной, чем раньше, походкой. Она шагала, выпрямив спину и высоко подняв подбородок, чтобы неуверенность отступила от нее…

Нельзя сдаваться, просто нужно расправить плечи и идти вперед!

Девушка непроизвольно прибавила шагу. На глаза навернулись слезы – то ли от слепящего солнца, то ли от обиды. И, удивительное дело, – гул порта уже не казался ей таким интересным и привлекательным. Напротив, теперь он давил на уши и гнал её подальше от моря, в город.

Как и где искать работу в городе, Кармела, разумеется, не имела ни малейшего представления. В поселке работа всегда находила ее сама: она сортировала улов, торговалась с перекупщиками, красила баркас и даже чинила крышу. Кармела сильно сомневалась, что хоть кто-то в Веракрусе ловит креветок – здесь их, наверное, только едят… Да и таких маленьких суденышек, как отцовская, она в порту не видела, только огромные морские корабли.

За портом начались городские кварталы, одноэтажные дома сменились зданиями в два и три этажа; всё чаще стали попадаться мелкие лавочки, где продавались фрукты, тортильяс, всевозможная рыба и, конечно, креветки. Но Кармела смотрела на это довольно равнодушно, хотя вкусные запахи и щекотали ноздри. Ей нужна была работа, а не еда.

Она двигалась в плотной жаре, как в воде, раздвигая телом тягучий воздух. Липкий и влажный, он стекал по вискам, щипал глаза, сушил губы и обжигал плечи. Даже ей, привычной к жаркому солнцу побережья, городская жара показалась особенной: раскаленный воздух не поглощался землей – он отражался от асфальта и стен домов, из-за чего живому существу находиться в нем было нестерпимо.