Александр Вяземка: «Конрад Томилин и титаны Земли» «Плато»

– Так мы ж ими и закусываем, когда больше нечем.

– А нечем?

– Не-а.

Закусывать стаканами Конрад отказался. Вместо этого он предложил расцеловаться за дружбу и знакомство. Все выпили и смачно друг с другом расцеловались.

– Хороша бормотуха! – крякнул Конрад.

Та, словно отзываясь на комплимент, радостно загундосила и забормотала у него в животе.

– Ну, еще! Сейчас останавливаться – себе во вред, – пояснил фельдшер, наполняя стаканы.

– Я больше не буду! – поморщился Конрад.

– Без тоста не хочет, – жалобно обратился к Антариху фельдшер. – Что делать?

– А с тостом будешь? – староста тотчас бросился на помощь фельдшеру, нуждавшемуся в его помощи столь же сильно, как часовой механизм нуждается в заводе.

– Буду, – кивнул Конрад. – Что за тост?

– А-а… – Антарих завертел головой в поисках темы тоста. – А давайте выпьем за Гномлиха. Он ведь, Конрад, великий охотник. Да-а… Сколько ты поймал оленей, Гномлих?

– Тысячу! – отозвался Гномлих, польщенный словами старосты, но, немного поразмыслив, признался: – Ни одного…

– Да, ни одного. Нет здесь больше оленей, – объяснил староста Конраду. – Так почему он великий охотник, если не поймал ни одного крупного зверя? А-а… Потому что он верит, что однажды олени сюда вернутся. Он и сказки какие рассказывает! На ходу переделывает, и так, знаешь, складно выходит! Сказок теперь, как оленей, – не сыскать. Это раньше их детям рассказывали, а теперь забросили. Частушку спел чаду – и весь разговор.

– А сказка… это что за штука? Притча какая?

– Фантастику знаешь?

– Конечно! «Чужие». «Чужие против святых». «Чужие против собак». «Свои – за, а чужие – против». Фантастика – сила!

– Так вот, это та же фантастика, только ненаучная. Так чтó, за это следует выпить, как считаешь?

– Следует! – беспрекословно согласился Конрад, у которого первач бормотал уже не только в желудке, но и в голове.

Все четверо осушили стаканы, но в этот раз, пересилив себя, целоваться не стали, ограничившись тем, что долго ловили ртом ускользающий воздух и занюхивали рукава.

Словно благодаря присутствующих за оказанную честь, Гномлих поднялся, вышел в центр комнаты и, сделав несколько неуклюжих танцевальных па, зачитал:

Фельдшер ободряюще засвистел и зааплодировал. Конрад перегнулся к Антариху:

– У вас тут все стихи сочиняют? Это у вас такой народный промысел?

– Вроде того, – кивнул Антарих.

– Ну, как тебе у Штирлиха? – полюбопытствовал Гномлих ровным, отстраненным голосом, которым еще верящие в чудо мужья пытаются выпытать обнадеживающие новости у ушедших к другому жен.

– А? Ничего, – отозвался Конрад. – Мается вот он только.

– Штирлиху, конечно, тяжело, – заметил Антарих. – У него все-таки на попечении шесть ртов и один пивной живот. Но ничего, справится: он колобок старой закваски.

– Ну?.. – фельдшер, пошатываясь, приподнялся и, выловив из ящика какой-то отливающий отражениями инструмент, схватил Конрада за плечо: – Пациент готов к операции?

– Готов! – отчаянно махнул рукой Конрад и распахнул рот.

Фельдшер несколько минут боролся с зубом, сжимающими его горло пальцами Конрада и периодически накатывающим оцепенением.

– Вот… – наконец, весь сияя, он протянул вырванный зуб старосте.

– Ага!.. – Антарих с готовностью принял зуб в ладонь и, обтерев его пальцами, сунул в карман, объявив присутствующим: – Первый экспонат в музей Конрада Томилина!

– А не рано ли? – поморщился Конрад. – Музеи и памятники обычно после смерти присуждают.

– Ты же намереваешься жить вечно.

– Ой, правда… – Конраду за свои намерения стало очень неловко.

– Вот. Мы же не можем столько ждать? Итак, объявляю музей Конрада Томилина открытым!

Присутствующие приняли данное заявление на ура, после чего самогон полился рекой, а на закуску пошли запервачёванные в склянках земноводные и пресмыкающиеся из научной коллекции фельдшера.

7

Конрад очнулся от того, что кто-то прошептал ему в ухо:

– Жду тебя на нашем перекрестке. Надо с тобой поговорить.

Конрад вздрогнул и открыл глаза. В комнате никого не было, но в том, что голос ему не приснился, он был уверен: дверь в комнату приотворилась от прикосновения невидимой руки и мягко закрылась.

«Слезарь», – догадался Конрад и принялся поспешно одеваться.

В кухне он собрал в позаимствованный у Альхины платок свежую булку, банку варенья и бутылку утреннего молока, а на удивленные взгляды хозяев пояснил: