Александр Вяземка: «Конрад Томилин и титаны Земли» «Плато»

– Я думал, я пленник.

– Пленники здесь мы сами.

– Как?! Это какой-то чудовищный эксперимент, да?

Альхина рассмеялась:

– Обычный эксперимент. Из тех, что жизнь ставит над всеми людьми. И, кстати, – она высвободилась из объятий Штирлиха, – мне тоже лень дела делать. Но побеждать лень – это маленький подвиг. А подвиги, пусть и маленькие, – это то, за что самого себя уже можно уважать.

Тут Альхина вцепилась в прядь волос, закрывшую ей лицо, и принялась внимательно рассматривать ее.

– Мой первый седой волос… – объявила она с какой-то веселой грустью, но любоваться волосом не стала, а сердито выдернула сорняк. – Скажи, а я красивая?

– Все женщины красивы, – пожал плечами Штирлих, – и ты не исключение.

Альхина тоже пожала плечами – вероятнее всего, от отчаяния – и вновь взялась за стряпню. Под ее ловкими, сильными руками ком теста быстро превращался в тонкий лист, который оставалось только нарезать кружками. Сюить! Сюить! Сюить! – повизгивал стакан, вгрызаясь в доски стола. Сочь! Сочь! Сочь! – плюхался фарш в центр кружков. Конрад и Штирлих зачарованно наблюдали за рождением своего будущего обеда.

Подобное внимание польстило Альхине. Ее движения замедлились, стали плавными, спокойными, умиротворяющими. Фарш закончился. Альхина придвинула табурет и, водрузившись на него, вдела нить в короткую толстую иглу. Вареники и пельмени у Альхины обычно разваривались – она полагала, что ее как хозяйку сглазили, – поэтому ей приходилось сшивать их нитками.

– «Сглазили» – это ненаучно, – возразил как-то Штирлих.

– Так скажи научно, – предложила Альхина.

Представить научное объяснение Штирлих так и не смог, поэтому от прямых наскоков на суеверия супруги ему пришлось отказаться.

Помня о словах мужа, Альхина с подчеркнуто независимым и невозмутимым выражением лица воткнула иглу в первый пельмень. Однако руки выдали владевшую ею напряженность. Альхина кольнула иглой палец, ойкнула и скинула локтем со стола скалку. Та, тотчас воспользовавшись такой удачей, соскочила на пол и с глухим стуком покатилась прятаться под стол.

– Свят, свят, свят!.. – Альхина молнией бросилась поднимать скалку; взгляд ее потемнел, черты красивого лица сжались в маску испуга. – Кто-то придет. Не гость, так враг. Не придет, так приедет. Не сегодня, так завтра. Не кто-то, так что-то.

Конрад со Штирлихом заговорщически переглянулись, в уголках их губ скользнули незаметные улыбки. Конрад даже позволил себе хохотнуть: ему вдруг вспомнилось, как приспешник науки Штирлих сам потерял рассудок в присутствии самовольно передвигавшегося велосипеда.

Пока Конрад обдумывал проблему суеверий и неразумности в науке, Альхина покончила со штопкой пельменей и уже кричала снаружи в окно:

– Штирля, выдь подержи лестницу: мне на потолок надо!

– А можно я лестницу отсюда взглядом подержу? – лениво отозвался благоверный неутомимой девы. – На улице такая жара невозможная…

Альхина выжгла в нем дыру испепеляющим взглядом и, не произнеся больше ни слова, полезла по приставной лестнице вверх.

– На потолок-то ей зачем? Она ж не муха… – поинтересовался Конрад, едва поспевающий вприпрыжку за длинноногим Штирлихом.

– Они потолком чердак называют. А вход на чердак у них снаружи дома, а не внутри. Я до сих пор с их диалектом не разобрался. Поначалу так вообще голова кругом шла.

Несмотря на жгучее солнце, погода была приятной. Осы и мухи радостно лезли в лицо. В воздухе витали ароматы разомлевших яблок, сена и навоза. Кот Мурзих, сраженный тепловым ударом, дрых у поленницы. Изо рта у него выглядывал хвост так и не проглоченной мыши. В вольере барахтались принимавшие пылевые ванны куры.

– А где петух? – спросил Конрад.

– Петруччо-то? Он же тебе спать не давал. Вот вчера в щи его и определили. Помнишь щи?

– Вот так прямо сразу – в щи?!

– Конечно. Ты ведь гость.

– Слушай, Штирлих, а Рексиха… того… э… тоже в щи нельзя?

Тот с некоторой тоской воззрился на натужно дышащего в тени будки пса размером со средний велосипед.

– Нельзя, – не без сожаления ответил Штирлих, тоже испытывавший, как уже подметил Конрад, определенные проблемы в отношениях с Рексихом. – Подарок тестя.

Конрад и Штирлих привалились к жердинам высокой приставной лестницы, доживавшей последние дни: почерневшее, трухлеватое дерево могло подкоситься в любой момент. Конрад был вынужден признаться себе, что забраться по такой лестнице у него не хватило бы духу. А вот Штирлих отличался не в пример большей храбростью и пускать вверх по лестнице супружницу ничуть не боялся.