Александр Вяземка: «Конрад Томилин и титаны Земли» «Плато»

У самой супружницы все в руках спорилось, кипело, горело, наливалось. Она успевала сделать то, что было под силу не менее чем полудюжине человек. Именно поэтому, догадался Конрад, Штирлих предпочитал ни в какие хозяйские дела не вмешиваться – просто чтобы не путаться под ногами.

– А что ваш шепелявик не вставит себе зубы? – поинтересовался Конрад.

– Пунтарих-то? – хмыкнул Штирлих. – А зачем? Этот хитрюга на ежегодном конкурсе скороговорок быстрее всех и – заметь – без единой запинки выговаривает самую трудную скороговорку: «Шла Саша по шоссе и сосала сушку». Всегда конкурс выигрывает. Всегда!

– ШлаШашапошошшеишошалашушку! – протараторил Конрад. – Хм… Действительно, не ошибешься.

Между тем голова Альхины, которую оба считали прогуливающейся по потолку, высунулась над плетнем огорода:

– Эй, скороговорщики, принéсьте-ка мне грабли!

Штирлих в смущении бросился выполнять поручение. Через минуту он вернулся из сарая с тремя граблями. Конрад с интересом принял один из образцов любопытного инструмента и направился вслед за Штирлихом в огород.

В огороде уже вовсю кипела работа. Над грядками усердно реяло распятое пугало. В одном из углов, несмотря на жару, трудилась бригада земляных поросят, особая порода свиней, выведенная для помощи по приусадебному хозяйству – вскапывания и рыхления почвы крепкими пятачками, а также ее унавоживания. Поросята Блюцев были как раз заняты рытьем канав, в которых намеревались перележать самое пекло: стрелка часов приближалась к одиннадцати. Их десятник носился по выделенному под рытье участку, подгоняя подчиненных тычками, укусами и проклятьями.

– Ты что, Альхиночка, – спросил Штирлих, встревоженно озираясь, – никак решила весь огород засадить?

– А что ж и не засадить? На что он еще, огород-то?

– Интереснечко… А где ж сорнякам теперь жить?

– А я что, виновная, раз крапива и прочая дрянь прут везде, куда их не приглашают?

Альхина вдруг принялась прыгать, отчаянно вдавливая комья одной из грядок в землю, но также внезапно и остановилась, в смущении пояснив Конраду:

– Никак не могу избавиться от муравьев.

– Да что они тебе? Пусть будут, – великодушно бросил Штирлих.

– Они тлю пасут.

– Цивилизация муравьев, дорогая, древнее нашей. Они пасли тлю задолго до того, как человек начал пасти коз и овец. Уже за одно это их нужно уважать, а не уничтожать.

Альхина взглянула на мужа так, что тот поежился и увлек гостя в противоположный угол огорода.

– Не пойму я что-то, – Штирлих остановился у облепихи и принялся забрасывать в рот оранжевые горошинки, – плодовое это дерево или сорняковое? Вроде плодоносит, но ведь и расползается без разрешения. И при этом, заметь, Альхина всех этих расползновений не замечает. Ай! Да ну ее, эту облепиху: кислая, да еще и колется хуже крыжовника!..

Штирлих уселся у длинной морковной грядки и принялся вытаскивать по одному земляные плоды. Он аккуратно обтирал каждую морковку, что-то заговорщически шептал ей и втыкал обратно.

– Дюже слабо растет, – наконец пояснил он. – Каждый день проверяю, а не прибавляется. Думаю, это колдовство.

– Колдовство?!

Конрад оживился и пригляделся к Штирлиху: в этом нянчившемся с куцыми морковками человеке было невозможно узнать посмеивающегося над отсталостью жены и изъясняющегося с апломбом горожанина.

– Конечно, колдовство, – подтвердил Штирлих. – Я ведь ее и целую и… и не целую. А она не растет!

Итог сомнениям Конрада подвела Альхина. Она появилась как всегда неожиданно и, сразу же разобравшись в ситуации, пояснила:

– Куриные мозги – это не деликатес!

После завтрака за Конрадом зашел Антарих. Поскольку серьезных дел у Антариха как старейшины было немного, а вот стремления покрасоваться – немало, он почитал своим непременнейшим долгом оказывать чужестранцу максимум внимания. Расчет был прост: Конрад был объектом всеобщего интереса, а потому лучики его славы доставались всякому, оказавшемуся случайно, или неслучайно, рядом. Антарих старался по возможности оказываться рядом неслучайно – так число перехваченных лучиков гарантированно возрастало, – а потому устраивал Конраду ежедневные экскурсии по раскинувшейся среди садов деревне.

Главная улица тянулась по долине многокилометровым серпом, бока которого были соединены струнами улиц помельче. Ознакомить Конрада с деревней и с ее жителями за пару дней не представлялось возможным – так Антарих и не спешил. Он словно угощал Конрада редчайшим деликатесом. Угощал и смаковал сам.