Вероника Ткачёва: 7 женских историй

Он бросился к телефону и трясущимися руками стал набирать 03.

Конец октября выдался на диво сухим, и Елена Саввишна с удовольствием гуляла по парку, где деревья частично сбросили листья и обнажилась чудесная перспектива для глаз. Лесистые части парка стали хрупкими и звонкими, аллеи – нежными, прозрачными, зовущими. Внук рос и радовал. Они уже гуляли в сидячей прогулочной коляске. Внук удивлённо таращился на людей, собак, деревья, небо. Всё ему было внове, всё ему казалось прекрасным и загадочным. Он только начинал жизнь.

«Знать бы, каким ты вырастешь, – думала Елена Саввишна, глядя на внука, – все мы надеемся, что наши-то дети вырастут необыкновенными. И уж точно будут счастливыми. А получается… Ведь и Сашка когда-то был маленьким и, наверное, хорошеньким, а вот ведь…» И она завздыхала.

Маринку спасли её жиры. Нож не проник глубоко и не задел ничего жизненно важного. Писать заявление в милицию на Сашку Маринка наотрез отказалась, поэтому и уголовного дела на него никакого не завели. Рана зарастала быстро, и через неделю Маринку выписали из больницы.

Елена Саввишна добралась до перекрёстка двух аллей и сейчас стояла в нерешительности: продолжить ли ей свою прогулку по липовой или пойти по еловой? Липовая – светлая, на внука будут падать солнечные лучи, всё-таки витамин Д, это перед нашей-то зимой… Зато в еловой фитонциды сплошные, это ж профилактика гриппа какая… Пока она мешкалась, из более тёмной еловой аллеи навстречу ей вышли три человека. Они чинно, спокойно шли по парку, лица их выражали довольство жизнью и даже счастье. Их будто выстроили по росту: фигура маленькая и щуплая, фигура повыше и округлая и самая высокая – сухощавая. Елена Саввишна внутренне ахнула: это же Маринка и два её мужика по бокам! Маринка была чем-то похожа на самовар – кругленькая, сияющая, с согнутыми в локтях руками, и за эти её округлые локотки уверенно и счастливо держались Сашка и Павел.

Всю сознательную жизнь ей нравилось что-то этакое, незаурядное, экзотическое, поражающее воображение. В детстве она – как и все, пожалуй, дети – любила животных. Но не всяких, а только «этаких». Обычно «этакость» выражалась в размере: либо огромном, либо неправдоподобно мелком.

Ей нравились маленькие собаки. Чем мелкокалиберней была собака, чем больше не похожа на собаку, тем лучше. Нервные шавки на тонких ножках с выпученными (то ли от страха, то ли по селекционным соображениям) глазами вызывали в её душе неописуемый восторг. Слегка смущала истерика в их лае, но зато – какие малипусю-сю-сенькие! Или, например, жирафы. Огромные – и с такими маленькими умильными рожками: сразу два свойства в одном животном. Восторг? Восторг! Страус и колибри, обезьянка с забавным именем мармозетка (но не орангутан, нет-нет, что вы!), кит и морской конёк, маленький пони и огромный слон с гипертрофированными ногтями на столбовидных ногах, да мало ли… Всего и не перечислишь, что подходило под понятие «незаурядность» с точки зрения нашей героини.

Кстати, имя родители дали ей вполне обычное – Людмила. В полном варианте оно звучало ещё ничего, но вот эти сокращения! И родители почему-то выбрали из всех сокращений самое ужасное: Люся. Вот почему не Мила?! Или на крайний случай Люда. Нет же – Люся! И с возрастом это положение вещей поправлялось крайне неудовлетворительно. Сначала наша героиня всегда представлялась полным именем. Но когда поняла, что большинство людей имеют склонность сокращать имена, она, дабы избежать неблагозвучных вариантов, стала добавлять: «Можно Мила». Но потом каким-то мистическим образом всё равно просачивалось это ужасное «Люся». И новые знакомые, вслед за старыми (с которыми они даже не встречались никогда!), начинали звать её Люсей. Откуда оно бралось, это сокращение?! У неё что, на лбу написано «Лю-ся»?..

Но вернёмся к незаурядному. То есть к характеру нашей героини. Эта склонность ко всему преувеличенному и преуменьшенному сохранилась у неё на всю жизнь. С возрастом к ней добавились и другие экзотические пристрастия. Например, какой-нибудь непривычный кулинарный изыск вызывал у неё моментальное, почти наркотическое привыкание – творог с солью (по-грузински), помидоры с сахаром (по-китайски), ананасы с солью и мелкими высушенными гадами – наверное, креветками (ещё по-каковски-то). Этих мелких гадов она с трудом добывала в крайне неэкзотичной Москве. Пару раз травилась ими (возможно, ей подсунули перемолотых московских тараканов, по самые усы напичканных ядами и отравами, которыми с ними безуспешно боролись уже несколько поколений москвичей, пока вчерашние немосквичи, а теперь полноценные жители столицы, не решили выловить их для своего обогащения). Но даже это не останавливало нашу Люсю. Попробовав раз экзотики, она потом иного в рот не брала. Возможно, ей и не было очень уж вкусно, но зато – как незаурядно!