Вероника Ткачёва: 7 женских историй

«А ведь и правда, что ей за радость была с этим Сашкой? Пигмей он, и мысли его пигмейские. Маринка, хоть и простая, а добрейшей души…» – подумала Елена Саввишна.

– Ну ладно, ладно! – она погладила Маринку по руке. – Давай чайку попьём.

Елена Саввишна всю жизнь проработала редактором в издательстве и недавно ушла на пенсию, поскольку родился внук и её помощь с ребёнком была крайне ценна для работающих дочери и зятя. С простоватой полуобразованной Маринкой её связывало общее детство их дочерей, которые были практически ровесницами. Дети вместе играли в песочнице, а мамаши коротали время в нехитрых разговорах. Потом, всегда удобно, когда есть рядом приятельница, которая посидит заодно и с твоим ребёнком, пока ты сбегаешь за продуктами. Так и общались – без мудрствований, просто, по-соседски.

Внук рос крепеньким бутузом, радовал родителей и бабушку своими первыми успехами: загулил, сел, пополз. За повседневными радостями и заботами как-то вдруг настал сентябрь. Соседкин роман проходил незаметно для Елены Саввишны. Теперь Маринка редко приходила читать письма сына из Чечни. Иногда Елена Саввишна встречала её в парке под ручку с Павлом, иногда где-то среди деревьев промелькивал взъерошенный Сашка. Всё это проходило неким вторым планом через восприятие Елены Саввишны – не до того, внука растить надо!

А Сашка тем временем окончательно убедился в неверности жены. Он уже точно знал расписание и места встреч Маринки и её любовника. В душе его происходили странные, непривычные вещи. Дом с его продуктово-хозяйственными заботами как-то отошёл на второй план, а жена, которая была как будто частью этого дома, придатком его, – вышла на первый и даже затмила собой всё остальное. И уже не нужно было так много всего: запасов, тряпок, мебели. Всё это сделалось неважным, каким-то пресным, невкусным, что ли. А Маринка, с её дородным телом, родным запахом, напротив, стала необходимой, как пища, вода, воздух. Ему хотелось вжаться в это мягкое тело, до полуобморочного состояния надышаться им, наесться её теплом. Почти каждую ночь он пытался овладеть ею. Иногда она резко отказывала ему, ссылаясь на недомогания. Иногда после долгих споров неохотно уступала. Иногда с жалостью отдавалась сразу. Но всегда это было подачкой с её стороны, тело её молчало, оставаясь холодным и равнодушным.

Маринка никогда не выказывала особенных чувств при их постельном общении. Сашка, не имея большого опыта по части женского пола, считал, что так и должно быть. Но теперь он стал догадываться, что совсем не знал своей жены, не видел и не сумел разжечь огонь, заключённый в этом пышном, как перина, теле. А другой мужчина сумел! И эта женщина, которую он так часто попрекал куском хлеба, которая, как он считал, обязана ему всем, эта женщина не принадлежит ему больше, да и никогда не принадлежала. Она терпела его около себя. Терпела, как терпит ломовая лошадь своего извозчика. Но не любила. И не желала. Просто жила с ним, потому что надо , потому что так принято у людей. Сашка тоже не мог всё, что происходило у него на душе, сформулировать для себя более или менее ясно, поскольку, как и Маринка, не мудрствовал над книжками и смыслом жизни. Его чувства были похожи на бесформенного тёмного спрута, который ворочался в душе, наполняя её болью.

«Ну ничего, вернётся сын. Вот тогда…» – смутно думал Сашка.

Ему казалось, что Маринкина любовь к сыну перевесит эту позднюю страсть к другому мужчине, и она забудет эту дурь, и всё будет по-прежнему.

В парке в кронах берёз появилась лёгкая жёлтая седина, травы пахли устало и грустно. В эту пору сын Маринки и Сашки целый и невредимый вернулся домой. Маринка на радостях прибежала к Елене Саввишне с рыбным пирогом и бутылкой сухого белого вина.

– Давай выпьем! Радость-то какая! К себе не зову. Там Сашка… А у тебя спокойно посидим, – тараторила Маринка без умолку.

Молодые как раз ушли гулять с внуком, отчего было не посидеть. Поели вкусного Маринкиного пирога, выпили сухого. Попели «Ой цветёт калина» и «Зачем вы, девочки, красивых любите», а напоследок, уже совсем захмелев, «Ой, мороз, мороз». Из Маринкиных мужчин говорили исключительно о сыне. Обе старательно избегали скользкой темы. Маринка – потому что не могла точно назвать свои чувства: а как тогда о них говорить?.. А Елена Саввишна – потому что не знала, что и сказать, одобрить она всего этого не могла, поскольку была женщиной старой закалки и строгих взглядов; но с другой стороны, она понимала и жалела Маринку.