Сергей Аданин: Наэтэ. Роман на грани реальности

– Миленькая, что с тобой?

И она, по-прежнему не поворачивая в его сторону головы, опустила руки. Затем опустила и голову, как виноватая в чём-то. Губы не слушались её, она кусала и кусала их. Плечи била судорога, как накрытые стужей. Платье, как тонкая мокрая промокашка, липло к её груди, и он, казалось, видит её кожу.

– Пожалуйста, не плачьте.., что случилось? – повторил Андрей… И тут стало ясно, что она услышала его, потому что ещё ниже опустила голову, – так что волосы полностью закрыли её лицо, и заплакала с новой силой… Он понял, что её сильно обидел кто-то, ударил в самое незащищённое место, и она не ждала этого… И… вздохнул с некоторым облегчением. Никто не умер. Но ей, возможно, нужна помощь, она боится, не знает, куда бежать, что делать… Он читал это в её позе, в её жестах, её судорожном плаче, в её ломающихся от горькой безысходности губах… Она была невозможно красива, ему показалось…

– Миленькая, я помогу тебе… Что, что случилось? Скажи… пожалуйста! – снова миленькая» и «ты».., как будто бы это его девушка.

И она ещё ниже опустила голову, её руки безвольно «висели», как ненужные… Наконец, её плач стал более ровным, уступая место прерывистым вздохам и всхлипываниям. И она – сначала повернулась к нему, а затем посмотрела ему прямо в глаза, всё ещё плача, покусывая дрожащие губы… Это было так близко, что он чуть не ослеп. Он увидел, как у её переносья выступают слёзы – от мощных «толчков» из глубины глазниц… И у него у самого задрожали губы, и он заплакал, как она!

– Не плачь, пожалуйста, – говорил он сам плача. – Я прошу тебя, пожалуйста! – он разговаривал с глазами.., он видел только тонкое, мокрое переносье, и прядь её солнечно-русых волос, упавшую на лоб… И какое-то время они плакали вместе, не отрывая друг от друга глаз. Его рука инстинктивно потянулась к её руке. И её рука – тоже, и он взял её за руку, и так держал, унимая мелкую-мелкую дрожь её пальцев… Она склонила свою золото-русую голову к его плечу… У него у самого задрожали руки, стали подрагивать все мышцы… Он осторожно-осторожно положил свободную руку на её плечо, а потом стал гладить её волосы – почти не касаясь их… И почувствовал, что она начала успокаиваться. А его сердце усилило свой набат.

Пока никто их не тревожил, не заходил в курилку, или они не заметили… Сколько времени они так простояли? – её лоб на его плече, он гладит её волосы…

– Как тебя зовут?

Она подняла голову, – губы её уже почти не прыгали, только носом шмыгала, – и отчётливо-нежно прозвучало из её уст:

– Наэт э …

У него закружилась голова от этих звуков, от её голоса… Он узнал «Илори» – это была она, девушка его мимолётной мечты из телефонной трубки!

Потом она опять сказала что-то непонятное, а у него в голове прозвучало:

– Спаси меня, уведи меня!

Или ему показалось?

– А меня – Андрей, – тихо представился он её лицу.

– Анрэи, – почему-то сказала она. И повторила:

– Анрэи…

И это лёгкое, почти не угадывающееся «р». И мягкое – почти как «е» – «э». Её голос и правда звучал, как флейта – лёгкий и чистый звук, обращённый в мелодии слов. Каждое слово – мелодия…

– Наэт э , – с чувством, похожим на то, которое возникает от неожиданного прозрения, произнёс он.

– Анрэи, – снова повторила она, – и дыхание её стало почти ровным, а нос стал реже шмыгать, но был мокрый ещё, – на кончике его повисла слёзная капелька, и он тихонечко «снял» её невесомым поцелуем. И вдруг она снова закусила губу, шмыгнув носом, и на лице её вымученном – будто зарница дальняя полыхнула – слабо высветилась улыбка…

– Наэтэ.., – произнёс он опять.

– Анрэи…

Что-то произошло в курилке чудовищное… В ней вдруг стало много народу… И что-то жуткое меж ним. Они оба разом обернулись, – по-прежнему держась за руки…

– Я ж говорил, – почему-то громко орал Торец, – она пошла погулять! Но не знал, что в прямом смысле этого слова!!

Торец туеросился вокруг какой-то гробины… О, Боже! В двух метрах от них стояла в своём чёрном костюме, чёрном галстуке и белой рубашке гробина Шипа – ну то есть он сам! И лицо его было не бурым, как всегда, а мертвенно-бледным – в свете белого дня и солнца! И солнце в этот момент вдруг погасло, ушло дальше по горизонту, и уже не светило в окно. И свет опять стал тусклым, и всё стало как обычно – грязно и серо. С той лишь разницей, что тут стоял Большой Брат. Шип. Взгляд которого был настолько ужасен, что Наэтэ вскрикнула, как будто её ударили молотком по пальцам.