Сергей Аданин: Наэтэ. Роман на грани реальности

Весь этот телефонный разговор, если и длился минуты полторы, и то хорошо. Но Андрей почему-то воспрял. Он не сомневался, что Шип утвердит материал, а он увидит Илори. Он впервые, за год почти после того, как разошёлся с женой, вдруг заволновался, ожидая встречи с девушкой, пусть даже мимолётной.

Однако это скоро улеглось в нём, он не отнёсся к этому серьёзно – не верил уже давно и прочно в какие-то там сантименты. Глядя на окружающих «девок», и тая в своём сердце печаль по поводу бывшей жены, которую он любил, а она ему «спокойненько» так изменяла почти всю их недолгую семейную жизнь – как оказалось – с очень смазливеньким таким его товарищем. У товарища был туманный взор и чёрные глаза. Жена товарища была конченная проб..дь, которую он же и соблазнил, когда той было четырнадцать, а ему девятнадцать, и через пять лет он ещё и женился на ней и зачем-то они родили аж ребёнка. И потом она трахалась, трахалась и трахалась по студенческим и рабочим общагам. А товарищ ходил к Андрею и к его красивой жене в гости, читал стихи и пел песни. В итоге – как оказалось – он был ещё и бисексуал. Фу! – кароч. «В Содоме, наверное, также было», – думал иногда Андрей. Но жену свою он простил. В том смысле, что был благодарен ей за то счастье, которое – он это ощущал – она ему подарила. Пусть и на короткое время.

Так что место у него теперь в душе только для любопытства. «Никто там тебя не будет трахать. Насильно, – вспомнил он Шипа. С тёлками будешь мыться…». «Ага, – усмехнулся Андрей, – а типа с нами за столом будешь сидеть в простыне у меня на коленях. Да… А я потом расскажу, как тебя поимел, – куря с кем-нибудь в заплёванной курилке». «Не езди с ним никуда, Илори, – сказал он в себе, обращаясь к солнечно-голубой мечте своей, – не езди».

До полвторого оставался ещё час, Андрей сел за свой монитор, открыл какой-то текст со встроенными туда виршами и тупо уставился в него, переплавляя застрявшую внутри боль в пыль слов.

…В болтающемся лифте он всё ещё складывал строчки про свою Атлантиду:

…Подходя к приёмной, он моментально переключился: Илори. Даже остановился перед дверью, стал трогать себя за нос зачем-то. Дверь была старая, из той эпохи, но высокая и тяжёлая – как дубовая. Чтобы увидеть вывеску, надо задрать очи. Андрей задрал. «Сигма-Н, ООО», – прочитал он довольно крупные буквы, лаково-золочёные на лощёно-белом. Пенопласт. Мастерская Торца-Тварца. «Почему бы просто не назваться, – подумал Андрей, – «Инверкаргилл стормфайер инкорпорэйтэд-эМ»? – вечно эти крутые парни чего-нибудь непонятное себе на лоб приколят». С трудом отворив дверь, он вошёл в приёмную. Это была большая комната, даже очень. «Здесь, наверное, обретался сам директор этого института, а теперь вот – новая власть», – он впервые об этом подумал… Как и в прошлый раз, когда он приходил сюда брать у Шипа интервью, в приёмной никого не было. Большой стол полукругом, за которым, очевидно, должна сидеть девушка-кит, пустовал. Дверь в кабинет Шипа – такая же огромная, как и входная – была открыта. Андрей, слегка робея, прошёл мимо стола секретарши. На стуле – он увидел – висела белая шерстяная ажурная кофточка, от неё шёл едва улавливаемый аромат духов. От него захотелось персиков и свадебного путешествия. Пахнуло недоступным покоем, морским лёгким бризом и послышались бравурные всплески волн, радостные и неожиданные – «синкопированные» – крики чаек… «Чего я размечтался? – успело пролететь в голове Андрея, – Атлантида, мать моя…». И он вошёл к Шипу в кабинет, который был раза в три огромней приёмной, где плавала в аромате мечты девушка-кит. Илори. Всё смешалось в голове Андрея, его уже несло, – он бы тоже хотел быть китом. Китом этой девушки.

…В дальнем конце ангара – иначе кабинет Шипа из-за его громадности и не назовёшь – гнездился, показавшийся ему миниатюрным, как скворец в вольере для китов, хозяин городского рынка подержанных иномарок. Брат Шип. Он кивнул Андрею – подходи, садись… Интерьер кабинета был почти весь из той эпохи – времён Очакова и покорения Севера, – однако огромный стол, за которым сидел новоявленный Большой Брат Шип, наоборот был очень современный, очень гладкий, очень итальянский и темнел благородным, неизвестным Андрею, буком. И был весь не бумагами завален, а уставлен диковинными «артефактами» – какими-то головами и чурками идолов, большими и маленькими, вырезанными из дерева, отлитыми из металла, и – такое ощущение – настоящими черепами, обтянутыми человеческими лицами, только усушенными. Видимо, он коллекционировал эти головы и ему их дарили подельники, из дальних странствий возвратясь. Раньше, очевидно, тут собирались многолюдные совещания – всякие доктора и кандидаты наук, – а теперь торчал один Шип. В окружении черепов. Возле стола стояли два стула с высокими спинками – тоже, видать, из Италии, – на один из них Андрей присел и внимательно глянул на своего визави. И снова, как и в прошлый свой визит, чуть не заулыбался – настолько не соответствовал приличный костюм, почти чёрный, такой же тёмный галстук и белая рубашка, этой бурой – в смысле не только наглой, но и по цвету бурой – физиономии, почти квадратной, без морщин, даже мелких. Костюм этот смотрелся, как смирительная рубашка на психбольном. Ну, или как вериги на упитанном монахе, который ещё вчера смирял свою плоть в кабаках и банях с проститутками. Но брат Шип твёрдо, видимо, решил насчёт «реномэ» и всего такого, что дают в мэрии, поэтому… «Поэтому я здесь», – сказал в себе Андрей.