Андрей оглядел его внимательно – с ног до головы, – потому что подумал: «Твоим пистонам Бог не те размеры дал, если верить твоим же словам, что там не девушка, а кит». Стрижечка у Торца короткая, прямо-таки прекоротенькая, но моднючая, парфюмом дорогим несёт от тёмно-русых волосиков. На висках, правда, уже седина чуть видна, ну рубашечка голубенькая, ну свитерок кашемировый, ну джинсики – да, по фирм е , и ботиночки импортные, со специально завышенным каблуком, чтоб росту мужчине добавить. Ну всё, на самом деле, такое убогенькое – если брать по меркам Шипа даже. Так что наглость – второе счастье, это про Торца сказано, – точно…
Андрей докуривал уже третью сигарету, Торец потянул из пачки новую – болтливо ему сейчас, хочется ещё поговорить, а у Андрея уже давно скребла по бетону его одепрессневевшей и обескислороженной души серая подводная кошка, взбалмучивая пролежни из ила и мусора ненужных эмоций. Не любил Андрей разговоров «про баб», не любил. А у Торца – любимая тема. Сегодня. Трепанув его за плечо, Андрей быстро ретировался, успев подумать ещё: «Эх, Торец, – смотри не получи в торец».
Вернувшись за свой рабочий стол, Андрей целиком погрузился в статью, влип глазами в монитор. Не позднее обеда он должен бросить файл на имэйл. Если Шип одобрит статью, то сразу и расплатится – прямо тут, «на косогоре», – из кошелька достанет или барсетки. Там деньги и за статью, и за две полосы рекламы в журнале… Граф ждёт этих денег под зэпэ сотрудникам.
Граф – Эмиль Гарифулин, это их директор, – татарин такой, добродушный, приехал из азиатских тьмутараканей покорять город большой и безобразный, в котором учился и теперь жил Андрей. С Эмилем он на «ты», почти приятели, благо тому тридцати ещё нет, постарше Андрея года на два всего, и жена у него – фотомодель, – с его слов, конечно. Андрею нравилось, что Эмиль ею всегда любуется как бы, когда говорит о ней. А Эмилю, в свою очередь, нравилось, что это Андрею нравится, и он не стеснялся рассказывать ему о своей семье – о жене и дочке. Граф три года помогал одному крупному оптовику гонять товар по просторам Евразии, имел высшее образование и капиталец. Долго думал, куда вложить – в покупку продуктового магазинчика или в рекламное дело. Душа интеллигентного торговца попросила открыть своё пиар агентство. Ну, и ладно.
Ожидание зарплаты слегка мобилизовывало. Если Шип зарубит статью, то и не видать зарплаты ещё дней несколько – не только Андрею, но и всем восьми «девкам», которые считают проценты, насилуют телефоны, хотят с мужиками в баню и сапоги. Менеджерица Машка – небольшая такая желтоволосая крашеная блондинка, плутовка с грудью аж шестого размера и аккуратной попкой – а Шип это её клиент – особенно переживала, что выражалось в том, что она каждые двадцать минут подходила со спины к Андрею и пялилась в его монитор, всячески давая понять, что «прокола» быть не должно, она лично проконтролирует, и если что… А что, если что? Андрей внутренне ухмылялся. Да Маша ещё грудью слегка «орудовала», возила ею по Андреевым плечам, вдохновляла. Так выходило, что у неё все такие заказчики были – с чёрным налом наперевес, и либо с автомобилями связаны, либо с нефтепродуктами. Маше всего-то двадцать лет, но, чувствуется, там лет с пятнадцати – бурная половая жизнь и запросы. Андрей её жалел, на самом деле – уж больно в ней нелепо всё сложено: рост маленький, грудь – большая, ума нет, а Андреем пытается руководить. Заказчики обещают много, в гости зовут постоянно – в баньку там, то да сё, а денег долго размышляют давать, и даже снимают заказы. Постоянно с Машей испытываешь состояние облома. Заказчик дал ей гарантии – пацанские, пол-конторы с ним возится, всё бесплатно делают, в том числе Андрей, а потом с этого пацанчика месяцами наличку трясут – Граф да Маша. И так и не могут дотрясти. Словом, Маша – это всегда проблема денег. Граф не выдержал уже, сказал Андрею:
– Если Шип решит тебе, а не через Машу, денег дать – хватай.
Мысли его скакали. «Маша, не маши грудью, не мешай работать, – тарабанило у Андрея в мозгу, – я и так делаю больше, чем могу себе позволить… Боже! – как же вы все мне неинтересны! Мне жаль. Жаль! Вы могли бы быть другими, но вы не понимаете, зачем…». Наконец, он поставил последнюю точку, бросил файл на имэйл и стал звонить в приёмную Шипа. Ему ответили:
– Ил’ори!
…Андрей опешил от двух вещей. Первое – её голос. Лёгкое-лёгкое «р». Как будто бы он позвонил – ну, в Испанию, что ли. А не на третий этаж. У него даже пронеслось в голове: что я за номер набрал? Голос был не сладковатый, не мягкий-деловой-внимающий-завлекающий, как обычно у секретарш хороших, а такой – слегка надтреснутый обидой и бархатно-чистый, как нота «ля» у флейты. И второе, от чего он растерялся – это « и лори». «Так её зовут? – мелькнуло у него во лбу, – или я вклинился в чужой разговор?…». Не успел он что-либо сказать, как тот же голос, роняемый, словно жемчужинки в прозрачный-прозрачный ручей, который выбивает красивую мелодию по донным камешкам – едва слышную и волнительную, произнёс после короткого прерывистого вздоха, почти страдальческого:
Читать дальше