«Анрэи», то есть Андрей, похолодел от ужаса. Перед ними стоял Шип-покойник. Ну вот так одевают покойников, как он одет. Андрей даже метнул взгляд на его обувь. На нём были белые офисные туфли!!
Он отпустил руку Наэтэ, и смотрел – нет, не в страхе, а в ожидании, что тот скажет, – с ощущением враз замороженного позвоночника. Что он так тырсится на Наэтэ? Откуда взялся Торец и другие, которые на неё уставились?
Наконец, квадратная голова Шипа, подстриженная под ноль почти, с намечающейся пролысиной, произнесла:
– Наталья Викторовна! Вы сейчас же спуститесь в офис… Так… Там и поговорим.
Андрею, то есть Анрэи, показалось, что Шип немедленно бы ударил Наэтэ кулачиной в грудь, раздавив её, если бы не он, Анрэи, то есть Андрей, и народ. И не этот болтливый гиперактивный Торец. Свидетели тут не нужны. А вот без свидетелей…
У Анрэи-Андрея зашипела кровь в голове: он умрёт здесь, но ни в какой офис к Шипу Наэтэ не пойдёт! Какая «Наталья Викторовна»!? И тут его шибануло вторично: Наэтэ и Наталья Викторовна, о которой грязно живописал Торец – это одно и то же?!!?.. «Ну, Торец, ты и кузнечик вшивый, лягушка, клоп! „Мамонтиха“, говоришь? – ну, для клопа и божья коровка – мамонт. Клоп ты вонючий!». У Анрэи, то есть Андрея, презрительно покосились губы. А Шип голосом зомби произнёс:
– Жду тебя в офисе.
Это прозвучало зловеще, а не то, что он давал ей время закончить «свидание». Он отрез а л Наэтэ все другие пути. Она сама должна – и поскорее – прийти на жуткую казнь, на обед к вампиру, лечь вместе с ним в гроб, иначе будет ещё хуже!
Поворачиваясь, чтобы уйти из курилки, Шип бросил на Анрэи взгляд убийцы. На Андрея, в смысле.
«Статью-то хоть прочитал?» – в глазах Андрея, то бишь Анрэи, вспыхнул дикий огонёк куража, – такой же, наверное, какой вспыхивает в глазах бойца, который сейчас бросится под танк со связкой гранат: «а видал я вас!».
Шип исчез. А Наэтэ вдруг прижалась к «Анрэи» всем телом, обхватив его спину руками, и снова горько заплакала… Все «свидетели» решили, почему-то, ретироваться, и даже Торец, желавший, видимо, поострить, замешкался и вышел из курилки.
– Спаси меня, уведи меня, – плакала Наэтэ ему в ухо, – и он дрожал – от волнения и куража.
«Серьёзный переплёт», – это он осознал. Но страха не было. Он уже смелее обнял её за талию, хотя и бережно-бережно, и сказал, гладя второй рукой её лоб, висок, волосы:
– Не бойся.
И она вновь заплакала, но уже – благодарно, хоть и горько..
Андрей, то есть Анрэи, для начала решил увести её из курилки, хотя бы в свой офис с «девками». А там… Там сообразим. Нужно, чтобы она перестала плакать.
– Не бойся, Наэтэ, не бойся, миленькая, – я не отдам тебя этому вурдалаку…
Она стала сдерживать слёзы… А потом он её взял за руку, и она послушно пошла за ним, всё ещё всхлипывая и покусывая свои ломкие дрожащие губы.
Так они и зашли, держась за руки, в офис, где восемь девок-процентщиц, Эмиль, и он – Андрей. Он уже не Андрей. Он – Анрэи. А почему – он даже думать не хотел. Отныне так.
Все подняли на них изумлённые глаза. Боковым зрением Анрэи увидел лишь голубые глаза Оксанки. Сначала в них было изумление, потом тут же: это ещё что? Словно бы она тут хозяйка, и без её разрешения никто не может зайти в офис. И это возмущение росло в геометрической прогрессии. Но Анрэи заметил: она очень маленькая, Оксанка, и неказистая. Как карлик. С ножками на раскоряку. По сравнению с Наэтэ. Ему показалось, что и по сравнению с ним все они такие вот – маленькие. Гномы. Даже Эмиль, то есть Граф, который относился к нему хорошо, и Анрэи – к нему. Они с Наэтэ – как атланты, семиметровые гиганты. Или киты. А вокруг – треска. Зрение становится другим, когда вдохновенное нечто берёт тебя на крыло. У Анрэи мощно билось сердце – будто он ощутил присутствие чуда.
Он провёл её к своему столу – ближе к дальней стене, где выгородка-складик. Провёл через весь офис, мимо всех столов и не стеснявшихся изумляться открыто – глаз. Она прошла, как яхта миллионера, не обращая ни на кого внимания, глядя только Анрэи в затылок, – скользнула мощным, по сравнению с Машкиными, бортом-бедром по её столу. Та аж отпрыгнула, не в силах поднять глаза выше этого «борта», а грудь её – шестого размера – показалась ничтожной, – по сравнению… Нет, определённо, – это было явление из другого мира – Наэтэ. По реакции «кол-лектива» было понятно, что он это «спинным христяком» почувствовал. В мире Наэтэ – все такие высокие и красивые, у себя дома – она обычная девушка. Просто её мир прекрасней и совершенней на три порядка сам по себе. Чем мир «Олек», «Манек» и «Оксанок». Шипов и Тварцов-Торцов. Отсюда и разница – в «физической оболочке». Вот с таким примерно достоинством прошла мимо них Наэтэ, ведомая тем, кого они за мужика-то не держали.
Читать дальше