Исмаил Гасанбейли - Несостоявшаяся смерть

В последние годы он так и действовал. Негласно, безо всяких приказов-указов и особых распоряжений добился того, что все радиоприемники, телевизоры, газеты, журналы, книги, храмы, учебные заведения, даже нелегальные игорные и публичные дома призывали людей к честности и совестливости, порядочности и патриотизму. Организовал такую рекламную кампанию этим понятиям, что имей он характер послабее, и сам бы в них поверил. Власть призывала людей быть правдивыми, служить истине, бороться с коррупцией и несправедливостью. Но как только кто-нибудь, приняв все за чистую монету, начинал или пытался начать делать что-то серьезное, то тут же становился объектом разработок спецслужб. На этого человека быстро собирался компромат – а по старой своей работе он был уверен, что компромат можно собрать на кого угодно, даже на ангелов божьих. Если же возникали какие-нибудь трудности – ну не делал человек в жизни ничего плохого – то компромат просто придумывали. Не делал и не делал, в конце концов такого субъекта можно обвинить в ничегонеделании, например. Далее механизм был отлажен им самим лично до мельчайших подробностей. Человек объявлялся в зависимости от ситуации коррупционером, клеветником, плохим семьянином, развратником во всех возможных разновидностях. Кем угодно, лишь бы заткнулся окончательно. Вообще-то он никогда не останавливался ни перед чем, что внутри себя называл условностями. Хотя и к своей гениальной, на его взгляд, догадке пришел будучи более чем взрослым, действовал соответствующе в той или иной мере достаточно давно. Когда баллотировался на пост Главного на Острове, рассказывал на предвыборных встречах с избирателями о своей бедности несмотря на высокие государственные посты, которые прошел, намекал на свое бескорыстие, говорил о том, что у него нет своей квартиры и вынужден жить у сестры, что уже сколько лет ходит в одном и том же костюме, хотя располагал семью квартирами и тремя домами и ходил исключительно в одежде, сшитой известными кутюрье, при этом тут же упрекая своего конкурента в том, что тот к своим преклонным годам так и не смог обзавестись собственным жильем.

Глаза он не открывал и не пытался. Даже не знал, сумеет ли открыть, если захочет, никаких физических сил не ощущал, но и необходимости в этом не чувствовал, казалось, что взял своеобразный отпуск от всех земных дел и, находясь в этой малопонятной сигарообразной коробочке, называемой барокамерой, витает над собственной судьбой, да и над судьбами всего человечества, оценивающе оглядывая земной шар, собирает фактуру для будущих весьма и весьма важных решений. Полагал, что все те, кто остался там, в жизни обычной, его отсутствие так и воспринимают. И если бы знал, что ушлые журналисты уже раз двадцать пять его хоронили, придумали его завещание и даже несколько вариантов опубликовали, разбил бы к чертям всю эту аппаратуру, одним телефонным звонком всех расставил по местам, заткнул бы всем рты. Правда, пока еще никто не осмеливался открыто предрекать, кто займет его должность, но всевозможные слухи все же ходили. То один, то другой из его приближенных объявлялся преемником, но каждый, о ком пытались заговорить как о возможном наследнике демократического трона, шарахался от подобных предположений как черт от ладана.

Он считал себя тактиком, в стратегии, особенно долгосрочной, не видел никакого смысла, исходя из недолговечности отпущенного человеку срока жизни. Хотя лично себя подсознательно считал если не бессмертным, то уж точно вечным. Однажды во времена пика своей карьеры на Малой родине, когда он правил народом Острова во имя Страны, на одном совещании один ученый – человек очень неординарный, известный своим несочетающимся с его регалиями веселым нравом и самостоятельностью мышления – сказал, что надо думать о будущем, что мы не вечны, наши потомки нам не простят ошибок, которые мы допускаем в отношении природы, вырубая вековые леса, загрязняя землю гербицидами-пестицидами, море – отходами нефтяной промышленности, а воздух – ядами, выдыхаемыми химическими предприятиями. В результате дети рождаются с дефектами, сокращается продолжительность жизни населения, вот лет через пятьсот кто-нибудь из наших праправнуков с проклятием вспомнит тех, кто сегодня правит страной, за то наследство, что мы им оставляем. По большому счету, ученый ничего особенного не сказал, тогда негласно разрешалось говорить о любых проблемах в каком угодно ключе, ругать кого угодно вплоть до главы правительства, не позволялось критиковать только Самого, и эта речь могла быть воспринята нормально, как одна из многих. Но тут встала женщина, руководитель местной железной дороги, и тихим, но твердым голосом, постепенно переходящим в истерику, сказала: вы полагаете, что через пятьсот лет нашего Главного не будет? Он будет всегда, нам, да и всему миру без него не жить. Он тогда впервые, правда, ненадолго, задумался о смерти, не в общем, а в конкретном смысле, о том, что его когда-то может не быть, и, быстро отогнав эту мысль, решил наказать ученого за то, что тот сеет пессимистические настроения. Но для начала приблизил его к себе, даже подружился с ним на долгие шесть лет до такой степени, что все кругом поверили в их дружбу. Близость с ученым оказалось делом необременительным, тот был по-настоящему совестливым человеком, а если исключить матерщину, которой разбавлял свою речь время от времени, то даже интеллигентом, никогда ничего не просил, да и никаким не был пессимистом, скорее балагуром, а по отношению к собственной жизни и вовсе, как ныне говорят, пофигистом. Ученый был опасен лишь тем, что не терпел лжи в отношении серьезных вопросов вроде науки, политики – буквально не переваривал ее ни в себе, ни в других, хотя мог время от времени приврать, например, о своих похождениях в молодости, изображая из себя бабника и рубаху-парня. Ко всему прочему, он был искренне любим народом как национальный герой, хотя о своих военных подвигах не распространялся, а когда спрашивали, мог свести разговор к шутке или рассказать какую-нибудь байку. У него было своеобразное увлечение, которое принесло ему немалую славу: занимаясь в свободное время исследованиями причин землетрясений и цунами, он добился таких успехов, точно предсказав несколько широкомасштабных катастроф в разных точках земного шара не выходя из собственного кабинета, что во многих странах, находящихся в сейсмической зоне, был признан чуть ли не пророком.