Иван Державин: Звезды, которые мы гасим. Эхо любви

Она явно прогадала, не пустив его работать. Там за работой он наверняка пил бы меньше, а здесь питье стало для него единственной отдушиной, если считать питьем бутылку-две пива по будням, когда Вероника была на работе и не видела это, и водку по праздникам под ее бдительным оком. Сама она, выпившая за всю свою жизнь два бокала шампанского на их свадьбе, всех без исключения пьющих считала алкашами. Разумеется, его в первую очередь.

Позавтракав и немного почитав, потому что телевизор Ларшин не смотрел, чтобы ненароком не увидеть на экране полудохлого президента, которому не мог простить Беловежский сговор, он стал собираться за покупками. Их он обычно начинал с рынка, где многие продукты и пиво были дешевле, и заканчивал в магазинах, где от колбасы и сыра была хоть какая-то надежда не отравиться.

К пиву он пристрастился в основном уже здесь. Там, в американском Сиэтле и канадском Ванкувере, где он чаще был один без Вероники, продолжавшей работать в своем НИИ, он больше пил джин с тоником и ром с пепси-колой. Но здесь это было не по карману, особенно после дефолта, а стоимость одной-двух бутылок пива или в редких случаях по какому-нибудь поводу четвертинки водки незаметно растворялась в общих расходах, о чем Вероника, для ее спокойствия, не догадывалась.

3. Телефонный звонок остановил его, когда уже одетый он направлялся к двери.

– Андрей Иванович Ларшин здесь живет? – спросил женский голос с ударением на «живет».

– Живет. Это я, – ответил он, гадая, кто бы это мог быть. Голос ему был не знаком да и такой вопрос задают обычно, когда разыскивают человека, не будучи уверенным, что он жив.

– Скажите, вы жили в конце шестьдесят четвертого – начале шестьдесят пятого в Летном?

Мысленно повторив названный период, Ларшин вспомнил, что осенью шестьдесят пятого он женился и переехал в Москву.

– Да, жил. А в чем дело?

Трубка замолчала, и в ней послышался невнятный говор.

Заинтригованный Ларшин расстегнул куртку, снял шапку и присел на пуфик у телефона.

– А это мы вам скажем и покажем, когда к вам приедем, – услышал он.

– Вы – это, простите, кто?

– Вот вы тогда и увидите. У вас улица Чертановская, дом девять, квартира сорок три?

Вероника категорически запретила ему давать кому-либо свой адрес и телефон – не то время. Но позвонившая это уже знала, да и бояться в его годы было поздновато. Он ответил дипломатично:

– Предположим. Но намекните, с кем или с чем будет связан ваш визит? Как мне следует к нему подготовиться?

– Да уж без бутылки не обойтись, – засмеялась трубка. – Сюрприз вас ожидает большой, и я надеюсь, лично для вас приятный. А вот будет ли он приятен для вашей жены, в этом я не уверена.

Это кое-что проясняло. Ларшин предположил, что звонившая знала или слышала о Веронике. Что правда, то правда. Любое посещение именно его, а не ее, она встретила бы, мягко говоря, без восторга, так как чаще всего оно сопровождалось выпивкой. Хоть ничего и не скажет и будет любезна, но будет открыто поглядывать на его рюмку, отчего всякое желание пить и говорить пропадет.

Завтра и послезавтра были выходные дни, да и не то было время, чтобы вести домой незнакомых, и он сказал:

– В таком случае подъезжайте в любой день после воскресенья. Но у меня тоже есть условие. Вначале мы встретимся в метро, раз вы не говорите, кто вы. Сколько человек вас будет?

– Два с чекушкой, – засмеялась трубка, и опять послышался говор. – Нам удобнее встретиться с вами у вашего дома.

– Хорошо, как скажете. Когда вас ожидать?

– В понедельник в двенадцать. А чтобы вам не было скучно в эти дни, вспомните всех своих девушек в то время, у которых от вас могло появиться потомство.

Услышав гудки, ошарашенный Ларшин продолжал держать трубку у уха в надежде услышать хоть что-нибудь дополнительно.

4. Ребенка ему Вероника так и не родила. Сначала он об этом не думал, был занят учебой, языками, работой. А когда спохватился, было уже поздно начинать жизнь с другой. К тому же Вероника и теща держали его мертвой хваткой. Да и Веронику было жалко бросать. Баба она в принципе не плохая, по-собачьи ему преданная. И с этим делом у нее было нормально. Темпераментом она никогда не отличалась, но ребенка хотела больше всего на свете и старалась, как могла. Это уже потом у нее произошел сдвиг по фазе. Может, оттого что перестаралась, и весь свой запас досрочно истратила. Говорят же, что в этом деле каждому отпущен свой лимит. Кому двадцать тысяч мало, а кому и двадцать раз достаточно. Как у него с Броней. Что и с кем у него до и после нее было, все забыл, а с ней помнит каждую минуту.