Дмитрий Муравский: Блеск

– Простите, – гнусавым голосом обратилась к Анне дама с терьером. – Можно узнать, что это за направление? Сюрреализм?

Анна посмотрела на женщину невидящими глазами.

– Или нет… Магический реализм?

Где-то она читала, что эти арабские толстосумы любят поохотиться за красивыми европейками. Ей привиделись грубые мохнатые руки, тянущиеся из темноты. Мерзость. Анна поморщилась и приложилась ладонью ко лбу.

– Девушка, вам нехорошо? – испуганно спросила всё та же дама. Её лицо вдруг стало невероятно похожим на удивлённую мордашку терьера. – Вы бледная. Может, лучше присесть?

– Нет, нет, всё в норме… Постмодернизм.

– Как вы смотрите на то, чтобы какое-то время побыть частным фотографом моей семьи?

Аль-Халиль прокашлялся и сделал хороший глоток белого вина. Они сидели за столиком на открытой террасе ресторана, окружённые мерцанием огней и женских драгоценностей. На вечернем небе горела брошь луны. Анна, ещё не опомнившись после выставки, рассеяно ковыряла серебряной ложкой в многоэтажном десерте. На душе было муторно. Поднеся бокал к лицу, она увидела своё искривлённое отражение («Крик» Мунка, не иначе) и вновь глянула на раскрасневшегося от вина визави.

– Вы предлагаете мне ехать в Эмираты?

Он кивнул и просиял улыбкой.

– Верно. Вы будете жить на вилле в кругу моей семьи. Не волнуйтесь, места там предостаточно. Это будет своего рода фотодневник.

– Фотодневник?

– Именно. Или семейная сага в фотографиях. Зовите, как хотите. Вам достанется роль летописца нашей жизни. Время бежит, мы медленно, но верно разрушаемся, а наши следы на песке сотрёт уже первый прибой. Но никто и ничто не тронет следы, оставленные в искусстве. К сожалению, поэтической жилки у меня нет. Но есть средства. Поэтому я обращаюсь к вам.

Шейх откусил аппетитный кусок от Индостана пирога.

– Просто фотографировать ваши будничные дела?

– Не просто, а так, как это умеете делать вы, превращая каждую мелочь в искусство, в эстетику, – его рука проделала витиеватый магический жест. – Да что там, вы знаете лучше меня, что фотографировать и как. Вам и карты в руки.

– И что дальше?

– А дальше – выставка в Париже, успех, аплодисменты. Вы ничего не теряете. Скорее наоборот. Хорошая возможность заявить о себе.

– Предположим.

– Разумеется, вам не следует переживать за расходы. Этот вопрос я беру на себя. Ваша задача – сотворить шедевр.

– Но нужно будет перевезти аппаратуру для съёмок.

– Сделаем.

– А ваши родные? Они согласны? Ведь мне придётся буквально ходить по пятам.

– Конечно, они согласны. Кто же не хочет стать произведением искусства!

Шейх засмеялся, в ответ Анна выдала дежурную улыбку. О да, у богатых свои причуды. Не стоит задавать лишних вопросов. Главное, что за свою работу она получит весьма щедрое вознаграждение. По её спине пробежал холодок. Но вместо того, чтобы безоговорочно принять фантастическое предложение, Анна сказала, что ей нужно немного подумать.

– Хорошо, – и аль-Халиль, явно не ожидавший такого ответа, сплёл пальцы рук в замок, поднеся их к лицу, – но прошу не затягивать с решением. Ваши работы меня покорили, скажу честно. Мне бы не хотелось искать другого фотографа. Хотя, поверьте, желающих оказаться на вашем месте найдется много.

– Сколько вы пробудите в Париже?

– Пару дней, – шейх отёр губы салфеткой. – Думайте.

По пути домой его голос продолжал звучать в голове Анны. Темноволосая ночь была наполнена массой огней. Город бурлил. Блики света карнавально струились по тёмным водам Сены. Уличные фонари колобродили вместе с проходящими мимо гуляками. Дома Анну встретила пустая, неживая квартира. Свет разбудил уже видевшую сны мебель. После душа девушка, завернувшись в халат и пройдя в спальню, взяла с полки большой блокнот в кожаном переплёте, который она называла «письмовник». Дорогая сердцу тетрадь, сборник радостей, слёз и доносящихся из прошлого эх. Сколько писем она написала со дня его смерти? Двадцать, пятьдесят, сто? Письма, которые никогда и никем не будут прочитаны. Письма, которым не суждено достичь своего адресата, – Чарли Глента. В них Анна писала всё то, что не успела сказать ему при жизни, всё, что она могла бы сказать, будь он рядом. Анна взяла ручку, раскрыла девственно чистый лист тетради и….

Помнишь, Чарли, мы как-то завтракали за полгода до твоей смерти? Было это здесь, в Париже, ты приехал навестить меня и поддержать в трудную минуту. Люди всё ещё отходили от тех жутких событий. Я помню твою неудачную шутку в день приезда. Я услышала стук в дверь и спросила: «Кто там?». На что ты ответил: «Je suis Charlie»10 10 Намёк на террористический акт в редакции французского журнала «Charlie Hebdo» («Еженедельник Чарли»), который случился 7 января 2015 года.. Эта фраза стала нашим тайным паролем, хоть я и не особо любила её, из-за коннотаций и всё такое. А сейчас, сейчас я готова кричать её на весь белый свет. Кричать и рвать на себе волосы, кричать, как кричала Кэтрин в «Грозовом перевале»11 11 Роман английской писательницы Эмили Бронте. Кэтрин и Хитклифф – главные персонажи, находящиеся в любовных связях друг с другом.. Помнишь, что обезумевшая от любви бедолага говорила? Я и есть Хитклифф. Точно так же скажу и я: я и есть Чарли. И пусть весь мир повторяет за мной эти сладкие слова.