Станислав Граховский: Бытиё моё. Рассказы и стихи о жизни

Порой кажется, что я живу слишком долго и давно, а потому не помню её… мою родину. Я ошибаюсь и принимаю, как беспризорный сын, всё что попадается мне на пути, за неё. Я ошибаюсь как уличный пёс. И готов делать добро и защищать всех тех, кто меня «узнал». Но происходит какое-то повальное узнавание. Во мне видят азербайджанца, чеченца и тут же китайца и тибетца. Во всех странах, которых я был, находились люди, для которых я был «копия их брат». А для одной женщины, даже «сын». Она не верила мне, что я не он, закатила истерику на всю улицу и требовала признать мать. Сначала это удивляло, возмущало. Теперь нет. Теперь я принимаю это. Говорю да.

Говорю, чувствуя, что может быть это не мой двойник, а моё второе «я», ходит здесь. Ест, пьёт, у него семья и дети. Он настолько я, что и я чувствую здесь себя как дома. Я есть везде. Весь мир, каждая его частичка, является моей Большой Родиной. Вероятно, не стоит кому-то доказывать, что это твоя земля, потому что она реально твоя. И рядом со мной ходит какой-то близнец казаха с русским именем Иван.

Я раскрываю скатерть, предлагая всем желающим отведать, то, что сегодня мне послал Бог, в надежде, что где-то далеко и другому моему «я», кто-то предложит обед, потому что весь мир это моя Большая Родина, где я чувствую себя уютно и комфортно.

Ничто не вечно под луной. Ни люди, ни всё то что людей окружает. Особенно это чувствуется тем, кто живёт в России. В других странах всё по-другому. Дома стоят вечно, что в бедных странах, что в богатых. Человеку, живущему там, на глаза постоянно попадаются «вечные ценности». Передаётся связь поколений, сохраняется культура, цепь веков.

Там где я живу, существует постоянное ожидание, исчезновения, разрушения чего-то вокруг. Чувство, что всё вокруг тебя это временно. На такой громадной территории, а земли то и не хватает. Сегодня это твой дом, который построил твой отец, а завтра тут решат дорогу строить. Всё меняется до неузнаваемости. Смотрю как слайд-шоу, новый дом, дом обветшавший, дом разрушенный… магазин.

Магазины, вот современная святость и ценность. Снесут десятка два хозяйских домов, да слепят на скорую руку супермаркет. Всё продаётся и покупается в прямом и переносном смысле. И культура, и история. Какая-такая история твоего детства, о чём ты будешь рассказывать своим детям, что им будешь показывать, как они смогут пропитаться тем миром, который создал тебя.

Вот и рвут наши связи между поколениями, то нигилисты, то коммунисты, то финансисты. Деньги стирают наш мир. Мой мир стёрли чьи-то деньги. Всё по принципу «выгодно-невыгодно». Так и задумаешься случайно о своём собственном сносе. А потом куда-то ездим и дивимся, как так дому 300 лет, а его берегут. Значит он не только кому-то, а всем нужен. Как и люди, которые в нём живут.

А у нас, кто и не живут… так там тоже уже аттракционы увеселительные.

Да все пути ведут, надо только выбрать. И не сомневаться. А то ходим по периметру и думаем каким путем пойти. Одно не понятно правда, что делать всем на той вершине. Вот и стоит народ у подножий и сомневается, надо или не надо. И ищут кого послать. А зачем послать и сами не знают. Просто кто-то должен идти. Чтобы про него забыть или помнить, кому как повезет.

И никто внизу не знает цель добиваться этой цели. И все настолько неуверенны в необходимости подниматься вверх. Что думают, что туда просто нет пути. Потому придумывают себя разные оправдания. Смотрят и как нарочно не видят. Не видят так что и видящим докажут отсутствие этого пути.

А у подножья сидел старец и говорил всем «Все пути ведут на вершину!» Но его никто не слышал.

Может оно и не надо идти на самую вершину, но надо иногда подняться, чтобы увидеть всё по-другому. Поднимись и спустись если захочешь. Походи туда-сюда, познай свою жизнь и чужую с разных сторон. Не ходи по замкнутому кругу, сатанинских кишков, телесных проблем и вожделений.

Я стою молча у ворот пути ведущего на вершину. Стою и думаю. Жду подсказок как идти, зачем идти и что я там увижу и узнаю. Моя голова заполнена чужими мнениями.

Мои мысли о том, что путь на вершину ведет к одиночеству. О том, что я еще здесь могу быть кому-то нужен. О том, что оттуда никто не возвращается.

Я такой же как все, я очень много думаю и ничего не делаю. Лишь слушаю и говорю, слушаю и говорю.

Ещё вчера находясь на краю обрыва, я думал это конец. Напряжение перед неизвестностью, перед сменой позиции, сменой статуса «живой-неживой». Вариант наверх отпал входе борьбы с врагом. Сейчас даже тех, кто против меня невозможно забрать с собой. Не скажу, что это было впервой, но никогда не заходило так далеко. Вся эта группа лиц просто смотрела на меня и ждала моего прекращения. И здесь были все и враги, и друзья, вернее те, кем они для меня когда-то были. Укор, недоверие, неоправданные надежды, зависть, злорадное ехидство смотрело на меня из их глаз.