Николай Максиков - Не ворошите старую грибницу. роман

Я перебирал семейные пимановские реликвии и отдалённо понимал, что прикасаюсь к чему-то очень важному и великому. Авторская монография Верищагина В. Г. касалась темы инфракрасных волн. Другие научные труды освещали какие-то неизвестные мне законы социологии. Неожиданно читаю название книги: «Физическая культура индийских йогов».

В ней успеваю заметить, как подробно и доходчиво описываются принципы последовательности и постепенности в освоении упражнений, приводятся рекомендации, с чего и как начинать занятия и по какому режиму. Успеваю удивиться: «И это всё один и тот же человек?»

– Да, это всё написал наш Виктор Григорьевич! – будто прочитал мои мысли Геннадий Иванович. Я же говорю тебе, человек он разносторонний необыкновенно!

– А это он сам и есть, наверно? – вопросительно ткнул пальцем я в одну из фотографий, угадывая своего будущего визави. С неё на меня смотрели чуть с насмешливым прищуром чёрные глаза высокого худощавого мужчины, совсем не похожего на заумного доктора наук.

– Ну, а кто же ещё! – не без гордости ответил мой собеседник. Это вот он с семьёй. А это вот его сын Юрий преподаёт астрофизику в римском университете. Да, да! – заметил моё удивление хозяин. И Юрка у него не от мира сего, тоже учёный.

Решив про себя, что непременно перечитаю весь этот материал, послушно следую вслед за Геннадием Ивановичем к крыльцу дома. Через небольшой коридор попадаем в просторную гостиную, увешанную фотографиями, по которым можно проследить всю родословную семейства. Тут и пожелтевшие фото статных бородачей и усачей с подругами-казачками, и увешанных боевыми орденами и медалями фронтовиков и совсем юных мальчиков и девочек – продолжателей славного рода. Особняком выделяются картины, писанные маслом и карандашом, на которых так же запечатлены узнаваемые лица близких родственников хозяина дома.

– Это вот отец мой! – кивает на огромный художественный портрет в рамке Пиманов. Всю войну прошёл. Видишь, вся грудь наградами светится. Председателем тут после войны был в колхозе.

– А у Виктора Григорьевича отец тоже воевал?

– Да-а, с первых дней. Он в районе Бреста войну встретил. Тоже прошёл до конца. Ну, тот вообще кадровый военный был, в больших чинах ходил. Виктор Григорьевич, думаю, сам тебе всё расскажет.

Мы походили по дому. Гостевая комната, где можно уютно разместиться приезжему, светла и просторна. Напротив – рабочий кабинет хозяина, уставленный множеством книг, часть из которых пестрела закладками. На столе – ворох тетрадей, авторучек, карандашей. По-домашнему пахнуло из проёма кухни. Нехитрая утварь аккуратно размещена на полочках.

Про себя отметил, что ни в одной из комнат не скрипнули половицы. Чувствовалось, что дом сделан с любовью и под неусыпным авторским надзором застройщика. Каждая деталь расположена по делу, с определённым предназначением.

– Геннадий Иванович, а сыновья бывают тут?

– Конечно! Им тут нравится. Внуков привозят. Время-то быстро бежит, пора придет, и кто-то из них тут определится. Земля-то всегда кормилицей слывёт, испокон веков эта истина непреложной считается. Вот взять меня: какая-никакая пенсия есть, а остальное – натуральное хозяйство! Ты видел, какая картошка у меня в этом году уродилась? А-а-а! Потому, что никакой химии в ней нет, а поливаю речной водой, это тебе не ваша городская хлорка! Тут тебе и работа, тут и для отдыха краше места не найдёшь. На Волге вода летом цветёт, а в Иловле она почище хрусталя будет!

– Хорошо тут у вас, согласен. А моя деревня вся разбежалась. К центру сбилась. А те хуторки, что ещё на моей памяти по окраине были – пустыри в бурьяне сегодня и всё. От хутора Мишина, который мои предки основывали, осталось только название, да прудик небольшой с карасями.

– Сами мы виноваты, Коля. Всё за лёгкой жизнью стремились куда-то из гнезда родного улететь. А где она, эта жизнь райская? Вот хоть меня взять. Ты же знаешь, начальником отдела капитального строительства в городе работал! А вот на старости лет опять к малой родинке своей потянуло, тут моё счастье земное, не жить мне без всего этого! Молодой ты ещё супротив меня, не поймёшь до конца. А я вот сяду вечером на крылечке, глаза закрою и слушаю… От речки слыхать, как соловьи своими голосами у девчат сердца бередят, кузнечики да сверчки вокруг стрекочут. Подойники звякают во дворах. И кажется мне, что слышу голоса своих родителей, и они меня о чём-то спрашивают, а не разобрать… Может, что важное сказать хотят. Куда же я от этого денусь, а, Коленька?