Виктор Бакэу: Японские кайданы с русским акцентом, или Русские байки на японский манер

Наша кошка под это описание подходила как нельзя лучше. Старая, толстая и всегда себе на уме. Самая натуральная мистическая кошка. И, коль уж верить этой самой «японской традиции», если Машка сдохла, то должна была бы превратиться в призрака.

Интересная выходила история. По легенде, она могла теперь стать кем угодно и чем угодно и даже делать клонов, подобных себе. Насчет клонов – все очень верно сходилось с тем, что рассказал Толик.

«Хорошо хоть, без „фаерболлов“ обошлось», – усмехнулся я про себя.

Что же задумал Толик? Решил пошутить? Берет на испуг? Зачем?

А я завтра утром вот как сделаю: позвоню ему и скажу, что на самом деле слышал мяуканье и видел кошек. Расскажу, что испугался, и вообще, чего-нибудь эдакого напридумываю. Пусть обалдеет и думает потом, наврал я или нет. Дурак Толик, приколоться решил. Нашел над кем!

Я сам не заметил, как уснул под звук телевизора, листая книжку. Наверное, ужин был слишком сытным: тетя Клава всегда клала мне тройную порцию, несмотря на то, что наш директор Семеныч этого не разрешал и часто ругался.

Хорошая она, эта тетя Клава… И Машка была хорошая.

Мне снилась наша столовка. Будто Семеныч угощает меня пивом, а тетя Клава все накладывает и накладывает мне макарон в тарелку и приговаривает: «Молодому организму нужно хорошо питаться».

Потом я увидел во сне, что я лежу на кушетке, а напротив меня стоит девушка. Как будто темно, и она вся в черном, и волосы у нее длинные-длинные, черные и блестящие, как черное масло. Она смотрит на меня ласково, подходит и гладит рукой мои ноги. Гладит, гладит, словно ласкается, но как-то странно…

И вдруг я понимаю, что глаза-то у девушки желтые.

Проснулся я посреди ночи.

Тяжело проснулся, словно тонул, но все-таки вынырнул из воды, – голова болела, и я никак не мог отдышаться.

Первое, что я понял, и от чего стало жутко – вокруг было темно. Телевизор не работал, и лампочка под потолком не горела, а ведь я точно помнил, что перед сном ничего не выключал. Я заснул перед бубнящим телевизором с книжкой в руке.

Я нащупал в кармане брюк мобильник и попытался включить фонарик, но телефон оказался разряжен.

– Черт тебя подери, я же только днем тебя заряжал! – выругался я, встал и на ощупь прошел два метра до выключателя.

Выключатель не работал.

– Толик, какого хрена ты меня разводишь! – крикнул я, сам от себя не ожидая паники.

Но с какой стати здесь оказаться Толику? Да и будет ли взрослый человек заниматься такой ерундой – приходить ночью на работу и подстраивать все ради шутки?

К тому же, откуда у Толика ключ от «Восхода»?

Ключей от столовки было всего два. Один – всегда у охранника, мы передавали друг другу, оставляя его директору, и забирали, когда выходили на смену. Второй ключ – у самого директора и был, на всякий случай. Семеныч потерять его никак не мог.

Проникнуть в «Восход» можно было только двумя путями: через главную дверь, которую вечером на ключ запирал охранник, и с черного хода. Но черный ход закрывался на огромный железный засов изнутри.

Был, правда, еще и третий путь, фантастический, как кроличья нора, – проникнуть в горячий цех через окно, точнее, через решетку в окне. Старую железную решетку, спаянную в форме «полусолнца», теоретически можно было спилить, и шума от этого было бы достаточно, чтобы разбудить охранника. Но можно было пролезть и между прутьями…

Я сам не поверил, когда впервые услышал от поварих, что десять лет назад какой-то пьянчуга пролез в столовую через решетку окна. Он был настолько щуплый и худой, что на самом деле пролез. Потом через эту же решетку передавал сотоварищу остатки еды, которые обычно хранились до следующего дня в холодильнике. К тому времени, как охранник их услышал, они успели стащить два килограмма пельменей отварных, двадцать порций пикши запеченой, три бутылки водки и две бутылки коньяка из бара.

Охранник был в шоке. Прибывшая милиция тоже была в шоке и даже заставила вора проделать это еще раз – они хотели воочию убедиться, что пролезть через решетку можно. И убедились.

Но Толик… Мой напарник хоть и был худощавым, но не до такой степени, чтобы пролезть между прутьев решетки.

Как только я это подумал, я услышал, как в горячем цеху что-то оглушительно загрохотало. Как будто упал железный поддон. Грохот быстро стих, и вслед за ним я услышал тихое, но четкое «бл*ть!».

Вот оно! Вот он, момент истины для охранника «Восхода»! Я храбро помчался в горячий цех.