Во-вторых, кошка была большая и толстая. Толстая и очень тяжелая, потому что кормили ее каждый день сырым мясом, и спать она могла где угодно и сколько ей угодно. Я в шутку называл ее «мини-мамонт», потому что при ходьбе ее жирок и шерсть перекатывались по телу, точно как у мамонтов с иллюстраций в учебниках истории.
Ночному сторожу всегда не хватает собеседника, и эта кошка составляла мне по ночам компанию. Я подружился с ней сразу же, я люблю животных…
Да и вообще, в «Восходе» старались кошку не обижать.
Говорят, тот самый охранник, который ушел незадолго до того, как пришел я, пнул Машку ногой в бок. Кошка даже болела несколько дней, а вот охранник в следующую же ночь сломал ногу.
Мне говорили, что она уже более пятнадцати лет вот так живет при столовой. Как она появилась, никто уже точно сказать не мог, но все старожилы в один голос говорили, что ей не меньше пятнадцати.
Столько лет для кошки – не шутки. Я удивлялся, конечно, говорил, что обычно кошки так долго не живут.
Но если подумать, у нее ведь здесь всегда ночлег и кормежка, в обиду никто не даст. Так она и жила всегда при «Восходе», кормилась мяском, гоняла со своей территории мышей и посторонних кошек или спала кверху брюхом.
Я никогда не был против, когда она приходила поспать у меня в ногах.
Я никогда не замечал за этой кошкой странностей, и не думал даже ни о чем подобном. Я вообще не был суеверным, пока однажды случайно не встретился со своим напарником в кафе.
…
Толик был человек простой, но интересный. Эдакий добряк: любил хорошую кампанию, любил «сто грамм» (не часто и с хорошей закуской). Мастер на все руки, и с ним, надо заметить, всегда было о чем поговорить.
У него была жена и двое детей, и он, обычный работяга, тогда вкалывал на два оклада, да еще и подрабатывал сторожем, чтобы держать семью на плаву. Но семья и работа не мешали ему интересоваться всем подряд и читать книги во время ночных дежурств.
Однажды вечером, в его выходной мы с ним случайно встретились на улице, когда я шел на работу в «Восход». Ночью должна была быть моя смена, и я не хотел приходить поддатый, но Толик был очень взволнован, и уговорил меня зайти в кафе и перехватить по кружке пива.
Мы зашли в ближайшую кафешку, недорогую, но приличную, как раз такую, где без лишнего пафоса можно посидеть с другом и потолковать о том, о сем.
И вот, сидим, пьем, и он вдруг посмотрел мне в глаза и как скажет:
– Ты в прошлую смену ничего странного не замечал?
Я глотнул пива, подумал, обстоятельно припомнил свою последнюю смену и замотал головой.
– Нет, ничего странного не помню. А что?
Толик усмехнулся, опустил глаза и сделал какой-то странный, неопределенный жест рукой, будто хотел подобрать нужные слова прямо в воздухе, но не вышло.
– Видишь ли… Ты меня только за сумасшедшего не принимай. Мне кажется, с кошкой что-то не то.
– С кошкой? А причем здесь кошка? Беременная она, что ли?
«Уж не от тебя ли?» – хотел добавить, но осекся. Получилась бы неудачная шутка.
Толик потер грубой рукой свою залысину, нахмурился и тут же усмехнулся. И сказал:
– Да знаешь, странная она какая-то… У нас ведь в «Восходе» нет других кошек, верно? Верно. Даже крыс нет, Машка всех передавила. Ну, заметил бы кто, если бы в столовой еще десяток кошек водилось, так нет же…
– Ты к чему ведешь? – нахмурился я. Разговор получался совсем нелепым – какие десять кошек?
– Я веду к тому, что я, наверное, уволюсь, – ответил Толик и залпом осушил свою кружку. С громким стуком поставил ее на стол, потер руки и сказал:
– Чертовщина какая-то происходит там. Я в прошлую свою смену мяуканье слышал, да такое громкое, что спать было невозможно. Я просыпаюсь и слышу, как она орет на весь «Восход». Решил – пойду Машку пошугаю, чтобы спать не мешала. Или, может, покормить ее надо, или еще чего… Застряла, может, где, прищемило хвост, или просто кота ей надо. Орала она невыносимо, пошел, короче ее искать. Хотел свет включить – не фурычит. И ор кошачий тут же прекратился. Я уж думал, ладно, пойду спать, мало ли что… И тут – опять, еще громче, и не поймешь, откуда она вообще мяукает.
Достал фонарик, пошел к щитку, поковырялся – все равно не фурычит. Во всей столовке света нет, и кошка орет, как сумасшедшая!
Толик волновался, говорил сбивчиво, то и дело переходя на шепот. Он нервничал, и это было совсем не в его манере.
– И ты прикинь, Антоха… у меня мурашки по коже побежали…
– Толик, ты ж взрослый мужик. Ты че? – я отхлебнул пива, пока мой напарник случайно за разговором не присвоил кружку себе.
Читать дальше