Но он вышел на работу, сидел в кабинете с мимикой мученика на лице и перебирал бумажки из сейфа. В кабинет без стука, по-свойски вошёл незнакомый жизнерадостный мужчина в большой оленьей шапке. Он снял шапку, из-за пазухи вытащил пузатую бутылку «Плиски». Ничего не говоря, только улыбаясь, наполнил всклинь стоявшие у графина два стакана.
Желтков сделал вежливые два глотка, а мужчина свой стакан выпил залпом и закусил карамелькой. Потом стал рассказывать, кто он есть такой. Он есть «профессиональный внештатник, который помогает милиции распутывать всякие запутанные дела».
В этот же день приходил знакомиться ещё один «внештатный сотрудник милиции» и на следующий – несколько таких же «друзей милиции». Все они начинали «мне сказали – ты свой мужик» и выставляли пузатую «Плиску». Желткову, в конце концов, надоело вежливо отказываться, и он просто, молча, выливал коньяк под корни фикуса. Пока «друзья милиции» отучились приходить «знакомиться», фикус «приучился» к коньяку, пошёл в буйный рост и даже распустил на верхушке белый бутон. Когда же коньячная подкормка закончилась, фикус захирел, литья опустились грустно, земля в горшке заплесневела. Секретарша из канцелярии сказала, что цветок погибает и взялась его реанимировать. Она обнаружила на его корнях странные, уродливые образования. Цветок долго чах – но потом приучился опять к простой воде.
Дома на ужин в сковородке была давно зажаренная, уже значительно подсохшая австралийская баранина, кастрюля остывшего пюре из сухой картошки и компот из консервированных ананасов. Непривычно богатое меню за последний период его жизни. Жена в меланхоличной задумчивости сидела на диване перед телевизором и щипала пальцами кончики своих волос. По телевизору показывали костюмный фильм про красивую жизнь в спокойной и скучной Англии. «Влюбилась, что ли, в кого?», – второстепенной мыслью подумал Желтков про жену.
Василий Григорьевич Ямчук, осуществлявший до приезда Желткова полномочия «шерифа» на этой территории, но при постоянной шефской помощи из района, ветеран, тянущий с уходом на пенсию с целью наработки максимальных надбавок, вошел утром в кабинет, посмотрел на Желткова и спросил, не здороваясь:
– Зашились тут без меня? – и понюхал воздух, точно хомячок, вылезший из клетки в поисках семечки.
– О-о, ещё как, Василь Григорьич. Навозбуждал дел – на год вперёд. Грядёт скандал областного масштаба.
– На то ума много не надо, – мудро заметил Василий Григорьевич. – Ну, давай мне что-нибудь, займусь.
Желтков криво усмехнулся, вынул из сейфа стопку «свежих» дел, ещё не прошитых в папки. Пододвинул всю стопку «коллеге». Василий Григорьевич обычно выбирал дело, не требующее доказательств, где всё было очевидно. И на такие дела Василий Григорьевич имел свои виды. В точности, как хомячок на завалявшийся где-то в углу кусочек заплесневелого сыра. Василий Григорьевич за свою службу прошёл по многим милицейским подразделениям и в конце своей карьеры ему «разрешили» поработать следователем, хоть и без юридического образования.
Кабинет у них был один на двоих. И Василий Григорьевич Ямчук предпочитал работать дома.
3.
Утренняя смена в котельном цехе – самая неприятная смена. Начальство в белых касках вокруг мельтешит, работяги из сервисной службы энергоремонта под ногами крутятся. Самая любимая всеми смена – вторая. И тишина, и покой, и выпить в меру можно коллективом, о жизни потолковать.
За водкой обычно вызывался сбегать Витька Пучок. На собранные сменой деньги приносил полтора литра «Хошеминки», противной из риса сделанной вьетнамской водки, похмелиться после которой, как говорил Стаханов, можно только неразведённым уксусом. Но пили – другого выбора на тот исторический момент не было. И как говорил тихий, флегматичный Сашка Мишин, «Совсем, что ли, не пить? Зачем тогда работать?». И работа шла в нормальном режиме, без эксцессов, «всё пучком», как говорил Витёк. Главное было, чтобы при таких делах Серёга Ланской не «переборщил», как он сам и выражался. Ему периодически по регламенту надо было являться на доклад к дежурному инженеру станции. Если они друг перед другом мотались в резонансе, это грозило нехорошими последствиями. Если колебания совпадали – доклад проходил нормально, и благоприятная информация передавалась дальше по инстанциям Энергосистемы.
По годовым сезонам в котельном цехе самое неуютное время – поздняя осень. Холод стоит дикий, несмотря на жар работающих котлов. Это пока не затянутся льдом выбитые взрывами предыдущих аварий стёкла, вернее, дыры от них на высоких витражах лицевой стороны цеха. Пока льдом не затянутся эти щели, гуляющий по цеху колымский холод доводит до паники. Шубу-то на себя не наденешь – какой же матрос на мачте и в шубе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу