На лето сын снова уехал: в детский лагерь для одаренных подростков, потом на весь август к тете, сестре покойного мужа – старая дева, она любила Сережу, как своего. Валентина осталась одна. Проедала последние сбережения – много ли ей надо. Пыталась рисовать и рвала картины – краски будто бы помутнели, кисть перестала слушаться. Наконец – стыдно даже и вспоминать – она стала следить за Георгием. Провожать его в офис – он работал криэйтером в пестрой рекламной фирме. Караулить у входа в «Кузьминки» по воскресеньям: жена у Георгия расцвела после удачных родов и глядела на мир с неизменной улыбкой, сам он гордо катил коляску, в которой перевязанная бантом возлежала малютка-дочь. Часами случалось топтаться подле подъезда, наблюдая, как вспыхивает и гаснет свет в их квартире, гадать, когда они лягут спать, и что будут делать в постели. Валентине казалось, она сходит с ума. Мир наполнился тысячами примет – если верно обойти крышку люка и ждать троллейбус не больше пяти минут, то удастся увидеться совсем близко, а если соседкой в метро окажется пожилая грузинка, то Георгий задержится на работе и пробежит мимо так споро, что даже взглянуть не успеешь. Иногда Валентине чудилось, будто любимый замечает ее присутствие, но верить в это ей не хотелось.
Потайная игра все больше затягивала ее. Воспоминания – как все было – по фразам, по запахам, по шагам. Мечты – как оно будет, когда Георгий наконец-то вернется. Стратегия новых встреч… И какие-то счет-фактуры полулегальной фирмы – чтобы не помереть с голоду. Сергей вернулся поздоровевшим и будто выросшим – не мальчик, а подросток, почти юноша. Драгоценные руки в царапинах, губу тронул пушок, загустившиеся брови частенько сходились у переносицы – сын не одобрял мать. А сентябрь уже крался по городу.
Мама Алла (так Валентина звала свекровь) – позвонила узнать, когда будет в гости Сережа. Родная мама тоже спросила – она прихварывала последний год и хотела собраться в дом отдыха для ветеранов сцены. Пересилив апатию, Валентина отправилась на вокзал за билетами до Севастополя – может быть, хоть поездка развеет бессмысленную тоску. Вместо Киевского почему-то приехала на Белорусский и встала в очередь – вдруг да стоит сменить маршрут, раз приметы так просто сложились? Кассирша работала медленно, кто-то впереди вспомнил, что забыл паспорт, народ ворчал. Валентина мечтала – о новой поездке, о нетронутой акварели в белой коробке, о податливых мягких тюбиках и упругой остроте колонковой кисточки…
Знакомый голос привел ее в чувство. Георгий – как всегда изысканный и красивый, с тонкой улыбкой на мальчишески гладком лице, одетый в голубую фирменную джинсу и мягкие мокасины – стоял в очереди напротив. Он держал за руку белокожую девушку лет двадцати с пышными волосами такого огненно-яркого цвета, что от них буквально становилось светлей вокруг. Он говорил – и девушка тянулась ему навстречу, как растение движется к солнечному лучу, распускаясь на глазах. Он был счастлив… И увидел ее. И узнал.
Валентине почудилось, будто сердце сжимает невидимая рука. Что он скажет? Обрадуется? Прогонит? Кто эта рыжая… Глядя прямо в глаза Валентине Георгий медленно улыбнулся и отвел взгляд – словно ее и не было в зале. Не дрогнув голосом он продолжил рассказывать анекдот про раввина, три лодки и господа Бога. Девушка засмеялась, он осторожно приобнял ее за плечи и тут же заторопился открыть «дипломат» – подходила их очередь, а Георгий был до крайности щепетилен с документами и деньгами.
Двадцать восемь шагов до выхода из вокзала показались Валентине самыми долгими в жизни.
Потоки людей струились мимо, потоки дождя полоскали площадь, потоки машин запрудили вечерние магистрали. Словно ватная кукла, Валентина передвигала ноги – раз-два, раз-два. Мокрый асфальт проскальзывал под каблуками, мокрые волосы облепили лицо. Ей было все равно – так все равно, как никогда в жизни не было. Некстати вспомнился страшный рассказ из детства – о городе, где все люди здоровы и счастливы. А плата за это счастье – одинокий, больной ребенок, который всю жизнь сидит в страшном темном подвале и не выходит на свет и плачет… Так наверное мог бы чувствовать горожанин, впервые узнавший о тайне подвала. Открылась бездна… а звезд и нету. Не обида, не ревность, не зависть к новой подруге – прелестной и юной… ужас от простоты, житейской обыденности картины.
…Недовольный городовой тронул ее за колено «Что это вы здесь делаете». Валентина глянула вниз, обнаружив себя на балюстраде моста, и задумалась «в самом деле, что я здесь делаю». Внутренний голос хмыкнул «прыгай или слезай». Она слезла.
Читать дальше