Юрий Михайлов - Нераскрытое преступление 1984 года

Геннадий тихо, с паузами рассказывал о себе. Институт закончил хорошо, с фабрики не захотелось уходить. Был мастером, начальником цеха. В неполные тридцать стал руководить отделочным производством, членом парткома избрали. Фабрика выросла до комбината, в его подчинении не одна тысяча рабочих.

– А в прошлом году избрали освобожденным заместителем секретаря парткома, – закончил рассказ Геннадий.

Помолчали. О моей жизни он не спрашивал. Но дал понять, что кое-что знает, читал мои заметки в центральных газетах. Лишь раз спросил: «Не пора ли в родные края?».

Я уклонился от ответа, говорил, что Север затягивает, мне очень хорошо и на работе, и с друзьями, и в семье…

– Твои ребята сейчас в областной газете у руля. Ты только «захоти», – вдруг сказал он, когда мы стояли на остановке, уже не надеясь, что троллейбус когда-нибудь пойдет по маршруту. А таксисты редко наведывались сюда. Надежды, что в ночи мигнет зеленый огонек, не было никакой.

Я опять промолчал. Генка, обняв меня, сказал:

– Ничего, брат, у тебя есть главное: ты хорошо пишешь. Я горжусь тобой…

И в это время из-под горы показался троллейбус, медленно подполз к остановке, едва осветив асфальтовый пятачок тусклым светом салона.

Мы расцеловались. Я не знал, сколько пробуду в городе, когда полечу назад. До Нового года оставался один лишь день.

Больше я Геннадия не видел. На второй день Нового года я улетел на Север. Летом в моей редакции работала целый месяц бывшая однокурсница по институту Ирка Окунева. Она хорошо знала Геннадия, рассказала, как необычно сложилась у него жизнь.

На пленуме обкома должен был выступать секретарь комитета комсомола Генкиного хлопчатобумажного комбината. Но попал в автомобильную аварию. И партком решил, что выступить должен заместитель секретаря парткома – Геннадий Николаевич, куратор комсомола. По словам Ирины, Геннадий выступил блестяще, его речь полностью напечатала областная газета. А потом его пригласила на беседу первый секретарь обкома комсомола Светлана Абалкина. Человек практичный, деловой, она не крутила, а сразу выложила, что хотят, мол, Геннадию предложить комсомольскую работу. Благо, возраст вполне подходящий.

Генка растерялся. А то, что он сразу отказался от предложения, даже не зная, что ему могут поручить, Светлане даже понравилось. Она встречалась с парторгом комбината, директором, первым секретарем райкома партии. Настояла-таки на своем, и Геннадия избрали первым секретарем Ленинского райкома комсомола. Район – старый, окраинный, с большим количеством текстильных фабрик, тысячами молодых работниц, приехавших со всей страны и живущих в общежитиях.

Я, помню, тогда, с большим опозданием послал Геннадию шутливую телеграмму, назвав его предводителем огромной армии невест.

Он ответил обстоятельным письмом. Показалось, что ему хорошо. Захотелось увидеться, но не получилось сразу: в то время я делал несколько материалов для центральной газеты, которая позже и пригласила меня на работу.

…И вот эта телеграмма.

– Ты устал… – Светлана прикоснулась к лицу. Я прижал худые пальчики к губам, стал целовать их. Слезы набежали неожиданно. В них было все: и боль за Геннадия, и радость от встречи со своей первой любовью, и тоска по ушедшим годам. Она, касаясь моего лица, шептала что-то ласковое, словно мать, успокаивающая ребенка.

Подъехали к старинному особняку с высоким чугунным забором. Красное кирпичное здание обкома едва виднелось за огромными, сочно-зелёными липами.

– Светлана Аполлинарьевна, вам несколько раз звонили из приёмной… – быстро заговорила секретарша.

– Кто?

– Помощник первого.

Прошли в просторный кабинет. Четыре продолговатых окна, почти полностью закрытых кронами лип, слабо освещали помещение. Светлана сняла пальто, я повесил его во встроенный шкаф. Подошла к столу, включила лампу с ярким зеленым абажуром из ситца. Сели: она за стол, я – сбоку, закурил.

– Детишкам пенсию хлопочем, при случае, успокой жену Геннадия. Ведь он остался членом обкома. Наш был. – И вдруг без всякого перехода: – Глупо, ох как глупо, Андрюша, что отпустила его.

– Что ты себя казнишь? Уже ничего не исправишь.

– А ты знаешь, что заявил Фетров в обкоме? Сказал, что Петров сам шел к этому ЧП. Панибратство допускал с подчиненными. Разрешал называть себя на «ты». Лез куда не надо. А дело не знал.

– Ну, а ты что?

– Вспылила, сказала, что он был любимец не только коллектива милиции. Дошла до оскорблений Фетрова, за что получила замечание от секретаря. Но он поручил генералу Миронову разобраться и доложить ему лично. Ты встретишься с Сергеем Максимовичем? Ты должен помнить его: он работал до милиции в обкоме.