«Я тоже был голый. Мы бежали к реке, было жарко, а она почему-то не приближалась. Маячила вдали, манила – мы всё бежали, бежали».
– Да будет скоро завоз, будет, – лепетала продавщица Валя. – Эту не бери, она протухшая. Завтра-послезавтра привезут.
– Ну, ладно, подожду, – отвечала старуха. Рыбки хочется. Всё постное, да постное – солёненького бы.
«Но мы добежали всё же. Прыгнули с размаху в воду – она холодная, по дну ручьи бьют. Ты брызгалась и не подпускала. Ты гордой была, неприступной».
Она строга, молчалива. Смотрела в окне. Он видел кусочек носа и рта. И ресницы.
«Но я поймал тебя. Поймал, обнял – и целовал. Ты вырывалась, но лишь поначалу. Потом тебе понравилось. Но гордость не позволяла отдаться чувству, поэтому ты не разжимала губ. Просто лежала, закрыв глаза, а я целовал тебя. Ты не разжимала рта, но тебе было приятно».
– Семьдесят шестьдесят, – говорила Валя.
– Семдесят шисят? Дорого как!
– Да ну как уж дорого! Как обычно. Всегда так было.
– Не, не было так.
– Да что ты говоришь! Всегда она так и стоила.
– Не знай, не знай. Не помню такого.
– Да ты вообще уже ничего не помнишь. Как звать-то тебя помнишь?
– Э, Валя, ты уж совсем…
– Что Валя, что Валя! Недовольны ценами – пишите жалобы. А мне ничё не говорите, не я цены выдумываю.
«На берегу – песок. Крупный, жёлтый, рассыпчатый. Мы лежали на нём и смотрели друг на друга. Молча. Я вытягивал руку и гладил твоё лицо. Глаза, губы. Губы особенно приятно было. Они тугие, набухшие. Кажется, надави – и сок потечёт. На них капли воды и ты слизывала. Я хотел тоже, но ты не позволяла – ты была гордой».
Переминались с ноги на ногу. Ждали очереди. Она продвигалась медленно. Они так и стояли последними.
«И ты заснула потом. Это так снилось мне – ты заснула. Прямо на берегу, прямо на песке. Заснула, а ветер усилился и волосы твои вздымались волнами. Я лежал рядом и смотрел на тебя. Длинная, чёрная змея обвивала твою ногу и ползла вверх по телу. Она шипела, высовывала раздвоенный язык, а взгляд ее был холоден и страшен».
– Валюш, мне бы пасты.
– Томатной?
– Да. Попробую, что за паста такая.
– Одну банку?
– Одну.
– Ещё что?
– Консервов баночку.
– В масле только.
– А в томате нет?
– Нет, кончились.
– Ну, в масле давай.
– Всё?
– Ну и хлеб.
«Я поймал её, поднял над головой, а змея шипела и извивалась. Я свернул ей голову и бросил в реку – течение подхватило её и понесло вдоль берега. Она исчезла, но ты не проснулась. Я подхватил тебя на руки и понёс домой. Наш дом стоял на холме и в нём было совершенно пусто. Я положил тебя на соломенную подстилку и сел рядом. Я просто ждал, пока ты проснёшься, я хотел сказать тебе: „С добрым утром. Ты проспала целые сутки“. Но сутки прошли, а потом и другие, и я стал беспокоиться».
– Щас, Тань, щас, – говорила Валя. – Вижу, что ты давно стоишь. Старухи эти заколебали уже. Насядут скопом, одна другой глупее. Что надо, чего хотят – сами не знают. Чего тебе?
– Хлебушка, Валь, – последняя старуха, потом они.
– Двадцать.
– А вот это что такое?
– Ну вот, началось.
– Спросить просто.
– Ром это. Ты ром что ли пьёшь?
– А в какую он цену?
– Пятьсот двадцать.
– А-ба! Да кто ж его купит?
– Кто-нибудь да купит. Вадим вон хотя бы. Он человек приезжий, богатый.
Она обернулась. Взглянула – и обратно. Трепетно так, пронзительно.
«Какая-то страшная женщина заглянула в окно и сказала, что ты не проснёшься никогда, потому что это не сон, а смерть. Я прогнал её – глупую, старую женщину со своими нелепыми домыслами и продолжал ждать. Я не верил, что это смерть, ведь ты дышала. И кожа твоя была чистой, и губы всё так же алели. Я ждал, но к несчастью проснулся сам. Проснулся, и долго не мог вспомнить сон. Потом вспомнил и был очень удивлён – как могло такое произойти: ведь я здесь, а ты там – во сне, и всё ещё спишь. Разве может быть такое?»
– Что тебе, Тань?
– Хлеба. И банку кофе.
– Хлеб, банка кофе. Всё?
– Всё.
Подошел и его черёд.
Она уходила в это время. Уходя, обернулась. Взглянула яростно, зло даже – он видел краем глаза.
Выйдя наружу, опять увидел её. Шла домой. Обернулась, посмотрела. Злая. Гордая.
«Что ты, что ты! Разве могу я променять тебя? Вулканы забурлили, лава потекла – мне уже не сдержать. Почему-то, когда-то – в какой момент? в какой миг? – стрелки перевели и часы идут по-новому. Чудесно, завлекательно – чудесно оттого, что не уловить начал. Не улавливать бы и концов, стало бы в сто крат завлекательней. Изумительно и так. Ты спишь ещё – где-то там, в моём собственном сне, и я даже не знаю – стоит ли тебя будить. Возможно ли это, осуществимо ли? Взгляды, которые дарила на прощание – да. Они – да, они говорят. Сон чуден, но и чуток. Я не осторожен, но если будить суждено мне – что же, пусть свершится. Я беру на себя ответственность».
Читать дальше