Олег Лукошин - Владелец тревожности. Роман

Почва была мясистой, мягкой – ноги погружались в неё чуть ли не по щиколотки. Каждый шаг давался с трудом – за двадцать минут Вадим не прошагал и километра.

Он старался ориентироваться на ветви – их было вроде бы больше на той стороне, которая смотрела чуть влево и назад от направления его следования. Вадим оглядывался – не искривилась ли линия его следов. Она казалась прямой. Чем дальше от просеки, тем гуще росли деревья, и рука лесников уже не ощущалась на них. С ветвями становилось сложнее – теперь они покрывали стволы равномернее и служить ориентиром вряд ли могли. Вадим оставил это занятие.

Это было характерно для него. Человек широкой натуры, он просто физически не мог уделять внимание мелочам. Он живо и с азартом брался за новое дело и – нет, не бросал его на полпути, такой безалаберности за ним не наблюдалось – завершал его, всегда завершал. Правда не с тем хотением, какое наблюдалось поначалу. Детали отпадали, все силы направлялись на протаривание основной линии и пусть шероховато это выглядело, но сообразно с задумкой. Вредила ли эта особенность характера ему в жизни? Не знаю, определённо не скажешь. Мы все заложники собственных слабостей, они-то и создают нашу индивидуальность. Абсолютный человек – скучное существо. Он всегда прав, всегда собран и нацелен на результат, всегда достигает его. Ему чужды эмоции, а чувства не сбивают с намеченной цели. Сомневаюсь, существуют ли такие в действительности и совершенно тщетны попытки коварных философов направить силы человечества по этому пути. Люди – дети порока. Сладкая нега разврата манит их к себе, в этом нет ничего унизительного – лучше пить из чаши разврата, но сладость, чем из чаши смирения, но горечь. Жизнь одна, после смерти ничего нет, после смерти – лишь пустое и гулкое небытие. Душу придумали пугливые мечтатели, которые не могли смириться с собственным концом. Глупые, наивные человеки, вам ли бунтовать против положения вещей, вам ли сжимать кулачки на естественный ход мироздания? Все вы умрёте, и вас не встретит за порогом смерти благостный свет, его нет там. Жизнь оканчивается, когда останавливается сердце, холодные и рассудительные врачи понимают это. Понимают многие, но лишь некоторые отваживаются сказать свое гневное «нет» на лживые домыслы идеалистов. Дешёвая вера в бессмертие духа гуляет по людским умам, и люди настолько слабы, что не в силах воспрепятствовать этой иллюзии. Попадают под её жернова, живут надеждами на новые жизни – но исчезают в итоге. Исчезают в никуда. Новых жизней не будет – жизнь одна. Бога нет – он не поможет тебе с поиском нового тела и окружающей субстанции. Смерть явна и абсолютна.

Я тоже по молодости и неопытности создавал себе всяческие иллюзии, рождал всевозможнейшие химеры, верил в самую изощрённую небывальщину. Но шоры спадали со временем, и Истина – великая и единственная – открывалась мне во всей своей безбрежности. Истина – это пустота. Это ничто, это отсутствие. Это бескрайняя чернота – она холодна и холод обжигает, но к нему привыкаешь, он начинает нравиться. Бессмертие ужаснее смерти, я не хочу бессмертия. Я хочу конца, хочу завершения, хочу итога. Хочу исчезнуть в один из прекраснейших моментов и никогда не появляться больше. Так интересней, поверьте – уйти в никуда, стать ничем. Гнусная череда реинкарнаций – в чью только голову мог придти такой мерзейший образ! Рождаться, жить, умирать, рождаться снова, чтобы снова умереть – неужели это то бессмертие, какого вы хотите? Тихое, сладкое небытие, счастливое и умиротворённое отсутствие – вот чудеснейший из образов. Я хочу его, я к нему стремлюсь, и чёрт меня побери – я буду в нём!

– Молодой человек! – раздался откуда-то сбоку звонкий женский голос.

Вздрогнув, Вадим обернулся. Улыбающаяся цыганка сидела прямо на земле, и цветастая её юбка была распластана словно парашют.

– Помоги пожалуйста, красивый!

– Что с тобой? – спросил Вадим, не трогаясь с места.

– Упала, встать не могу.

– Не может быть!

– Помоги, не обижай девушку! – скалила зубы цыганка.

Вадим осмотрелся. Никого вокруг не было.

– Никого нет, никого. На тебя одного надежда! – сказав это, она засмеялась. Откинула голову назад, распущенные волосы взмыли на мгновение. Смотрела озорно и пристально.

Не торопясь, Вадим зашагал к ней.

– Лес паршивый, – говорила цыганка, не спуская с него глаз, – одни кочки да сучья. Споткнулась вот, развалилась – а встать сил нет. Кто бы помог, думаю – и, глядь, ты идёшь. Ай, хорошо как – поможешь, поставишь девушку на ноги!