Алексей Шепелёв: Maxximum Exxtremum. Новое издание

…что мы жрём, – тихо подсказал ОФ и я сбился, замялся и… и мы всё-таки удохли. Вдвоём. Другим я, откашлявшись, продолжил: мол, институт, троллейбусы и т. д. – да никто как всегда и не обратил внимания на мою «лидерскую болтовню».

Все стали что-то наигрывать, отстраивать звук; О’Фролов то и дело нырявший к своей куртке за отвёрточкой, проводком или изолентой, сильно беспокоил меня. Санич был тоже подозрителен и мрачно-неодобрителен.

Наконец воззвали ко мне:

– Ну что, Лёня, что будим?

– Новое пока не будем, погнали то же самое, все шесть песен.

– Тьфу! – послышалось некое неодобрение изо всех углов, особенно от Саши.

– Хуль «тьфу!» – спроси у Репы, выучила ли она партию, – внезапно поддержал меня ОФ.

– Сынок, ты выучил партию? – строго спросил Саша.

– Да, мать! – по ответу Репы всё было ясно. Она вовсю лыбилась и светилась румянцем.

– Темпо, темпо, сыночек, ты слишком медленно ведёшь… вяло… – с умным видом оборачиваюсь я к Репе, бесстыдно спустившей ниже яиц корягу-бас, упрощённый до трёх струн, зато подключенный к мерзкому квадродисторшену.

– А то непонятно, чт оможно сыграть такими мягкими, блять, как ватка, лапками… – буркнул ОФ, и мы начали.

Репа, конечно, опять отставала, отспаривала замечания, и вскоре на неё перестали обращать внимание (она и предварительно была сделана потише остального). Она только нагловато лыбилась, розовея щеками с мужественными баками.

Но что-то было не то ещё. По привычке мы косились на Сашу – обычно он только начинает играть какой-нибудь из своих особо остроумно изобретённых или не менее остроумно содранных с «Therapy?» боёв – раз, и сбился, бросает палочки, опускает длинные трясущиеся руки, мы слышим тяжкий вздох его брутального большого мешка и сипло басовый выработанный им самим текст: «Я сегодня не могу» (обычно он всегда с жёсткого похмелья). Он и сегодня был с будунища – и все знали об этом (нельзя же вообще людям запретить пить!). Но он бросил играть и, обращаясь бесцеремонно к нам, лидерам-основателям гениального за счёт нас «ОЗ», сказал: «Эй вы!.. да, да, те, кто из П ырловки, я что-то не въехал – вы нето пьяные?!» (Да, как вы знаете, мы родились в деревне, вернее, в селе – я в Сосновке, ОФ в Столовом – посему и снимаем углы). Все обратили взоры к нам. Особенно Репа. «О… ели что ли?!» – довольно натурально возмутился О. Фролов. – «Поди-ка сюда, – сказал Саша, вставая, – сюда, сюда и дыхни-ка сюда!..»

Так наш обман был разоблачён, лидерство дискредитировано, настрой на серьёзную работу и новую жизнь напрочь отшиблен – что и явилось причиной давно ожидаемого распада группы. Кроме того, халатное отношение привело к разрушению материально-технической базы…

Надо ли говорить, что Саша тут же конфисковал заветную бутылочку и тут же принял ея внутрь безраздельно. Начался разброд и шатания – пытались продолжать играть, но получалось совсем не то. Тогда решили исподволь возвернуться к исконной концепции «но репетишнз» – «от гриба». Но тоже как-то… Тогда весьма скоро решили обратиться к ещё более фундаментальной затее – просто обожраться – всем вместе и в думпел – какое милоделие! Всё свернули и поехали к нам.

Эта «исконная» пьянка и открыла целую серию из ряда себе подобных и даже уж далеко из него выходящих странноватых вечеров в нашей скромной странноприимной обители, породивших, как уже было заявлено выше, невероятные кривотолки в местной информальской среде: мол, «ОЗ», мало того, что так дебилы и ещё это же и декларируют, после каждой репетиции обжираются до умопомрачения, до облёвки, до срывания башни, до самопроизвольного моче- и кровопролития… Ну это ладно, этим никого не удивишь, это нормально, – а они-то ещё сначала играют меж собою в лото (!) и в карты на деньги, при этом выпивая на проигранные-выигранные кровные самогонку, дерутся за копейки, а если уж у одной или ни у одной партии (они играют двое на двое) не хватает на бутылку, тут доходит чуть ли не до смертоубийства. Но это ещё не всё – после этого, разъярённые и изнурённые азартом игры и выпитыми тремя литрами, они врубают на всю катушку «жесточайшую» музыку, раздеваются догола и начинаются знаменитые «бар ахтания», особо изощрённые, почти уже обрядовые для них танцы, в ходе которых совершаются некие оккультные действа, самое приличное из которых – осквернение домашних икон; далее участники вакханалии впадают в экзальтацию, затем в экстаз, затем в транс, сплетаются, при этом нередко совершая половые сношения, производя акт дефекации или принося ритуальную жертву – все вместе насилуют или мажут выделениями кого-нибудь одного, чаще всего «левого».