Для того чтобы увидеть весь мир, достаточно оторваться от экрана или работы, выйти ночью из дома и посмотреть вверх. Лучше выйти в деревне на окраину сада или в городе – парка, чтоб высокие деревья и здания не загораживали обзор. Приходит странное ощущение, что ты стоишь на земле и на Земле – как будто смотришь на себя извне, из космоса – ощущаешь, что все места, которые ты знаешь и ценишь, и все люди, которых ты знаешь и ценишь, находятся здесь же, на одной линии, на одной плоскости вместе с тобой на этой поверхности, на земле, и в этой небольшой сферической точке – на этой Земле; остальное – там; при этом возможно, что там никого и ничего нет, а возможно, и скорее всего, там очень много всего, но несколько – если не совсем – иного; однако достаточно сейчас запрокинуть голову, чтобы почувствовать головокружение, предельно ясно и ярко увидев прямо перед собой, недалеко от своего постоянного привычного скучного дома столько от всей Вселенной – всё равно за раз не удастся пересчитать и вообще осознать что это.
А если пасмурно и оттепель – ничего нет там, даже мысль такая не придёт, но всё равно влажность внушает метафизическую тревогу – тем, кому она адресована свыше или сниже, да.
«Российские флаги приспущены…», а мы опять припиваем как ни в чём не бывало, приговаривая «С праздничком!» к каждой стопке. В дверь стали стучать, и я, спотыкаясь о стулья с Сашами, об бутылки на проходе, пошёл открывать.
– Ну что ж вы, эх, – заводил свою привычную пластинку Дядюшка дед, входя в коридорчик с тазом, который, как вы помните, ведёт – посредством процессов окисления наверно? – философский диспут с некоей субстанцией, мерами его наполняющей, – спотыкаясь и чертыхаясь; а тут уж, у стола, он сказал: – Не с того вы жизнь начинаете! (Именно эту сентенцию мы слышим от него каждый раз, каждый его приход – к чему бы это?)
– А мы вот, дядь Володь, вот… так сказать, день рожденье у нас… тут… – ОФ уж был пьян и по сути мало чем отличался своим цветом и формой от искрошенной кильки, лежавшей у него на брюках.
– За дурака что ли меня содержите!
Конечно день родж… рождения – уже раз восьмой за полтора месяца, что мы тут живём! Нас обычно четверо, так что на каждого по два уже справили…
Или – сидим пьём, все в дуплет, и заявляется Дядюшка дед – баклажка с самогоном оперативно убирается под стол, все сразу хватают с холодильника и со шкафа журналы «Нева» и делают вид, что читают… Стыдоба.
А вот и эффект бумеранга – я один сидел как насос, читал по журналу «Защиту Лужина» (одно из двух единственных гениальных набоковских произведений), заходит дед и давай: хуль ты пьяный сидишь, вид мне тут воссоздаёшь!
Бывало спросишь у Дядюшки-дедушки что-нибудь конкретное, например: где взять тряпку для пола, а он ответствует: – Мы всё з делаем, погодите ребята… некогда, а так – жизнь, её не обманешь!.. Я уж пробовал – не получилось. Мой Вовка тоже вот женился, а потом вон и пшик… Не тем вы занимаетесь, не с того жизнь свою начинаете… Я полгорода вон построил, а жизнь, её не износишь, как ту ру… А вы тут, б…, валяетесь… Б…! бочку-то из двора! алюменивую! по-русски сказать – сп… ли! Я вам, б…, всё – и то, и то, и сё, а вы, абряуты (я думаю, искажённое народным обиходом «обэриуты» – весьма по адресу, дед!), у вас сп… или, а вы, б… … Чтоб у меня порядок был! – При словах «Чтоб у меня порядок был!» или там «Чтоб у меня умывальник был!» он жёстко бил ребром ладони по другой. Мы всегда ему удивлялись, а напрасно. Как-то раз мы прозрели, что уважаемая в годах Дядь Володя Макушка всегда при таких пассажах (то есть всегда, олвэйз! ) была, мягко говоря, в подпитии. Ну благо и мы зачастую…
Впрочем, деда мы всегда побаивались. Каждый его приход был маленькой катастрофой. А иногда и довольно большой…
…Дверь даже забыли закрыть на крючок. Я слышал, как вошёл Дядюшка дед, уже с порога начиная свою проповедь о жизни сей. На полу в коридоре находилась блевотина (вообще это характерно не для меня, а – конечно же! – для ОФ, но я отчего-то взялся блевать в эти дни, причём на одном месте, а именно: на половике в прихожей, встав на четвереньки для твёрдого упора). На столе курили (а здесь, по соображениям дядь Володи – и я его в этом очень поддерживаю! – курить нельзя), кругом валялась всякая непотребщина, наподобие укропа и прочей дряни из огурцов или бычков, затушенных об остатки съестного. Собственно в комнате половики были собраны в кучу, на полу же валялись одеяла – опять мы барахтались-вахлакались-вакхакались в них, а также стекляшки от люстры, сшибленные высочайшей макушкой Санича, и даже кровь; а на подоконнике, где лежали мой паспорт, моя зачётка и мой реферат по Державину (хороший), г-ном О’Фроловым-Великим (Greatest est – как он подписывается), б… дцким гомогномом, было наблёвано прямо во всё это.
Читать дальше