Array FOX - Черемуховый торт с новокаином. Повесть-рецепт

Впрочем, едва оказывался на работе, хирург преображался: движения становились четкими, слова – скупыми, действия – расчетливыми. Никогда не сомневающийся в правоте своего жестокого ремесла, здесь, в отделении, Александр Валерьевич легко мог усыпить бдительность пациентов и отвлечь внимание их родственников от главного – страшного.

И вот однажды, утром рядового понедельника, Полудин испугался вновь, на сей раз – неизвестности. С виду невинная, та была громом средь ясного неба, ибо застигла ординатора врасплох в родимом, до последнего уголка изученном первом хирургическом, где прежде ампутации рутинно сменялись резекциями, где любые возможные риски помещались в рамках операционных и послеоперационных осложнений, и решительно все, что могло произойти, учитывалось в графе «исход» с талонов амбулаторных пациентов: выздоровление, ремиссия, госпитализация, перевод в другое медицинское учреждение, инвалидность, смерть и прочее.

Теперь, похоже, ординатора настигло наконец это загадочное и пугающее «прочее».

Выглянув в коридор, Полудин крикнул вездесущей и всеведущей дежурной сестре.

– Галя! Кто был в ординаторской после обхода?

Со стороны поста с готовностью донеслось:

– Да господь с тобой, Сан Валерич! Кто только не заходил! Витька Ташин все утро там торчал, Пирогов два раза был, Арсений Соломоныч жаловал, медбратья новые, Услонцев из терапии приходил – справиться о пациентке, Ольга из гинекологии…

– Из чужих кто? – не выдержал детального отчета Полудин.

Повисла пауза.

– Было, Валерич, было, – припомнила наконец невидимая, но всевидящая Галя. – То ли из пациентов, то ли из родни. Я женский голос слышала – как раз она тебя спрашивала, кстати. Да, видать, сразу и ушла, не доискавшись.

Более ничего вызнать у Гали не удалось.

Ординатор призадумался.

Конечно, он предпочел бы обнаружить таинственную дарительницу в лице абитуриентки искусствоведческого факультета с аппендицитом из шестьсот сорок пятой палаты, и вовсе не хотел, чтобы ею оказалась обладательница грыжи, пенсионерка Емельянова из шестьсот тридцать восьмой. Однако понимал, что юный Аппендицит после вчерашней аппендэктомии все еще на постельном режиме, а вот Грыжа давно разгуливает по отделению, имея все возможности оказаться в парке под стенами больницы… «И наломать дров…» – подвел неутешительный итог Александр Валерьевич.

Следующие два часа Полудин провел в процедурке: сделал сначала чистые, потом гнойные перевязки, удалил у Брагина тампон из брюшной полости, у Самсонова – назогастральный зонд, рассмешил старушку Кузьмину с двуствольной колостомой, которую так и звал – Двустволкой. Однако проделывал привычные манипуляции рассеянно и механически, без прежнего самозабвения, ибо в душе у него вместо всегдашней беззаботности поселилось беспокойство.

Наученный горьким опытом – неоднократно, как если бы руководил невидимой лабораторией по постановке горестных житейских экспериментов, – ординатор усвоил твердо: не все то золото, что блестит, а в тихом омуте черти водятся. Теперь же в появлении загадочного подношения Полудин видел и блеск, и омут. Болотные огни сулили ординатору не клад, а кладь проблем, и черти норовили ухватить его за пятки, беззащитно торчавшие из шлепанцев.

Пока Александр Валерьевич за версту обходил подозрительный дар стороной, весь день предпочитая заполнять истории болезни за стойкой сестринского поста в коридоре, белые лепестки черемухи засыпали роковые диагнозы с пометкой «Са» 2 2 Ca – сокращение от carcinoma – рак ( лат. ). на выписных листах, и цветочный дух ее пересиливал для Полудина привычный, как дым отечества, запах гнойных кишечных инфильтратов из тяжелых палат.

Девчушки-медсестры, обделенные радостями, щебетали над цветами, окуная лица в их рассыпчатые гроздья, но Александр Валерьевич думал лишь о том, что растение ядовито, что надышаться им, как поговаривают люди, можно до смерти, и, забегая в ординаторскую, малодушно задерживал дыхание.

Вечером Галя выбросила истрепанный девичьими восторгами букет.

Только назавтра, после ежедневного обхода, он явился вновь, как птица феникс, восставшая из белого пепла павших лепестков.

На третий день Полудин стал следить за ординаторской. Не отлучался оттуда по утрам без крайней надобности, подговаривал приятеля, увальня Витьку Ташина, караулить, пока сам был занят на обходе. Но тщетно – новый букет, явившись ниоткуда, оказался еще раскидистее и пышнее прежних.