Алина Николевская - Кое-что из жизни воронов и не только…

С этими словами он повесил трубку, а я ещё минут пять оставался в кабинке междугородней связи, не решаясь выйти из-за шума в голове, сквозь который пробилась единственная здравая мысль: «Надо закрывать этот проект к чёртовой матери!»

Ведь претензий к самому себе у меня не было. Я работал над романом «Они возвращаются…» больше двух лет, и как работал! Поняв, что невозможно хорошо писать, не научившись хорошо мыслить, хорошо чувствовать, и отличать (в эстетическом плане) стоящее от нестоящего, я с рвением новообращённого занялся самообразованием. В ущерб сну и отдыху я читал классиков русской, европейской и американской литературы, посещал музеи, выставки, концертные залы, знакомился через интернет с крупнейшими явлениями мировой культуры, с художественными течениями и стилями, осваивал наиболее употребительные понятия теории искусства и терминологию, принятую в архитектуроведении. Все свои выпавшие на этот период отпуска, праздничные дни, да и просто выходные, я провёл, колеся по Европе в поисках новых эстетических впечатлений. Однажды, в мае проехал более пятисот километров до Гамбурга только для того, чтобы попасть на премьеру некоммерческого альтернативного фильма «Былая радость», и ничуть об этом не пожалел. Потому что фильм того стоил. Я смог по достоинству оценить работу режиссёра Келли Рейнхарда исключительно потому, что вырвался уже к тому времени из «тёмного невежества глухого». Тогда же, в Гамбурге понял – каждую новую книгу писать (каждую новую картину снимать) надо так, будто она последняя в жизни. Ничего не оставляя про запас. «Они возвращаются, потому что никогда не уходили» я писал с полной самоотдачей, так, что написать лучше не мог уже при всём желании. Вернее, мог, в части, касающейся стиля (типа, никакой приблизительности – нужные слова в нужном месте), но в целом, предел был достигнут. И этот предел показался Гаршавину лишь первой ступенькой лестницы, ведущей к вершине настоящего мастерства!

Сомнения терзали мою душу. Ибо, о каком мастерстве могла идти речь, если издательство «Гранада» издавало книги авторов, позволявших себе фразы, типа – «Он кивнул головой» (а чем ещё можно кивнуть – рукой, ногой, или…?), «Вошёл хорошо выхолощенный чиновник» (холощёный, на минуточку, означает кастрированный), «Двор покрывал густой мусор» (без комментариев), «Он снял плащ и повесил на предплечье» (может, всё-таки перекинул через руку?).

Такой перлит (имеется в виду не строительный материал, а совокупность вышеперечисленных перлов), может вдохновить на зарисовку, типа: «Во дворе, покрытом густым мусором, стоял хорошо выхолощенный чиновник. Он снял плащ и повесил на предплечье. Потом кивнул головой».

– Продвигаясь вдоль стен, я совался дулом в каждый проём, в каждую дверь.

Кто это сказал? Не я, точно.

Резко обернулся и увидел ухмыляющегося Сикола.

– Это сказал герой романа «Честь – любой ценой» спецназовец Волин, – пояснил он, сделавшись серьёзным. – Автор – некто Тушков. Тоже, кстати, печатается в «Гранаде». Вы случайно не знаете, как можно сохранить честь любой ценой? Я вообще-то всегда считал, что честь цены не имеет.

Я хотел было сказать: «Да ладно, работая в таком ведомстве…". Но он меня опередил, сообщив, что будет очень разочарован, услышав банальную чушь насчёт его службы в силовых органах.

– Вы же не жалкий совок, который дефицит собственной потенции возмещает верой в потенцию «большого брата»? Нет? Ну вот, тогда и принимайте меня таким, как я есть. Я Сикол. И этим всё сказано.

Я хотел было послать его на три буквы, но он снова меня опередил, заявив:

– Туда я пойти всегда успею. Давайте лучше о вашей рукописи поговорим. «Они возвращаются, потому что никогда не уходили». Потрясающее название! И роман замечательный! Примите мои поздравления!

– С чем? – мрачно спросил я. – Его же не приняли. И вам это прекрасно известно.

– Известно, – не стал отпираться Сикол. – Но мне также известно и другое. А именно то, что Гаршавин его не читал.

– А он в принципе и не обязан, – пожал я плечами. – У него есть штат сотрудников, и он им доверяет.

– Нет, – затряс головой мой собеседник. – Вашу рукопись вообще никто в «Гранаде» не читал. Гаршавин положил себе за правило не рассматривать произведения тех авторов, кто не прошёл с первого раза. А вы с вашей «Местью роботов» не прошли.

– Чушь, – сказал я, начиная нервничать. – Он же не отказал в рассмотрении второго моего романа! Наоборот, сказал, присылайте обязательно, первая неудача ещё ничего не означает.