Алина Николевская - Кое-что из жизни воронов и не только…

После того, как чёртова работа всё-таки была закончена, нам вручили «кепи блан» (белые кепи) и поздравили со вступлением в Легион. Жак Дорньер не остался в стороне, сообщив, что на днях нас распределят по полкам в соответствии с желанием и количеством мест. Это было что-то новенькое, поскольку до этого нам постоянно внушали – единственная подлинная свобода – это свобода от необходимости делать выбор. А возможность выбора, оказывается, всё-таки существовала.

Я и Остап, с которым мы к тому времени успели подружиться, решили распределиться в тринадцатую полубригаду, базирующуюся на северо-востоке Африки. А если точнее, – в Джибути, расположенном на берегу Аденского пролива у выхода из Красного моря в Индийский океан, если кто не знает.

На прощанье Дорньер посоветовал держаться от политики подальше, сказав:

– О чём бы они ни толковали, они толкуют о деньгах. Вот и вы, парни, думайте только о своих прибылях.

Насчёт прибылей капрал-шеф явно погорячился. Ведь жалованье легионера первого года службы составляет всего 1033 евро в месяц, включая проживание и питание. Надбавка за службу в заморском департаменте варьируется в зависимости от места дислокации, климатических условий и интенсивности боевых действий. В нашем случае коэффициент от базовой ставки был максимальным и соответствовал цифре 1,7. Что тянуло на 1756 евро. Тоже не густо. Впрочем, никто при поступлении в Легион больших денег и не обещал. Там обещают другое – возможность начать новую жизнь под новым именем, вписанным в новый паспорт, который, спустя три года, обретёт статус полноценного официального документа, удостоверяющего вашу личность. Как говаривал Жак Дорньер: «Если против тебя факты – оспаривай закон, если против тебя закон – оспаривай факты, если против тебя и факты и закон – вступай в Иностранный Легион». Так как это был именно мой случай, я поменял имя, данное мне при рождении, и аналогичным образом поступают до восьмидесяти процентов волонтёров. Есть среди них, конечно, и мальчишки-романтики, начитавшиеся историй о «солдатах удачи», «диких гусях» и «зелёных беретах», но, в основном, это мужчины, желающие порвать с прошлым, – забыть обо всём и быть забытыми. И это право – быть забытыми, им гарантирует Легион. На практике это означает, что, если вас разыщут родственники (мать, жена, брат, не важно), а вы не захотите их видеть, им ответят: «Такого человека здесь нет». И пронырливых журналистов пошлют куда подальше, и сероглазых представителей спецслужб. Таких, как товарищ Сикол, что всё-таки сумел меня выследить.

Ну что ж, ему же будет хуже. Верно, Зорро? Я толкнул волка локтем в бок, и он ответил мне сдержанным рычанием, обнажив в ухмылке мощные клыки. Вот с такой волчьей ухмылкой я при встрече врежу Сиколу прямой правой, выставив фаланги средних пальцев. Такая техника называется «лапа леопарда» и опасна тем, что вся сила удара концентрируется в одной точке. И этой точкой будет лоб. Потом своё получат рёбра, которых я попотчую ударами «рука-топор», характерными для техники «киокушин» – самой жёсткой из школ каратэ. Если бывший соотечественник после этого устоит на ногах, то будет порадован ударом ботинка под коленную чашечку.

*

Он не давал о себе знать две недели. И появился в тот момент, когда я выходил из Центрального почтового офиса, откуда звонил главному редактору издательства «Гранада» господину Гаршавину. Разговор с главным редактором потряс меня настолько, что я не отделал, как хотел, подскочившего ко мне с лицом, выражающим фальшивое сочувствие, ублюдка. Я, если честно, вообще его не отделал, лишь прорычал: «Прочь с дороги!». Что он с готовностью и выполнил.

Дома я первым делом выпил стакан виски. Потом включил запись группы «The Doors», композиции которой, особенно диск «L.A. Woman», всегда меня успокаивали. «Я приехал в город примерно час назад» – пел Джим Моррисон. А я вспоминал, как три года назад приехал в Амстердам после увольнения из Легиона по причине тяжёлого ранения. Если честно, то не таким уж тяжёлым оно и было, то ранение, хотя шрам на бедре остался, и немаленький. Просто я больше не мог воевать, не мог убивать, не мог видеть кровь. И на это у меня были веские причины.

В Голландии мне посоветовал обосноваться Жак Дорньер, давший, кстати, рекомендации для поступления в школу сектюрити, которой руководил его друг – тоже бывший легионер с пятнадцатилетним стажем. Это был тот самый стаж, который давал право на пожизненную пенсию в тысячу евро ежемесячно. Я же, пробыв в Легионе намного меньше – около четырёх лет, права на пенсию не имел, имея по этой причине горячее желание подзаработать. Поскольку с юности гуманитарные науки давались мне так же легко, как технические и естественные, я решил стать русскоязычным писателем лёгкого жанра. Идея выпекать для московских издательств истории в стиле фэнтэзи увлекла меня настолько, что я немедленно принялся за дело.