Алина Николевская - Кое-что из жизни воронов и не только…

Насвистывая марш «Мы идём по Африке», я вышел из Главного почтового офиса и сразу же наткнулся на Сикола, который выглядел уже не как косящий под антиглобалиста менеджер среднего звена, а как этот самый менеджер, отлучившийся с работы на ланч.

– Опять динамо? – спросил он, не тратя время на приветствие. —Ты расстроен?

Я сплюнул ему под ноги, чего в Амстердаме делать не рекомендуется (штраф до сорока евро) и закурил. Он тоже закурил, но как-то неохотно, будто за компанию. Потом сказал:

– Ну и сволочь, этот Гаршавин!

Я заглянул в его серенькие, в тон костюма глазки, и поймал себя на мысли, что ничуть не удивился. А что, всё правильно, пробеги, хоть три тысячи ли, а всё будто в гробу. Вычислили, выследили, теперь будут шантажировать киллерским прошлым, пока не подряжусь на какую-нибудь грязную работёнку. Сделаю её, а они не отстанут, будут продолжать давать задания через этого урода Сикола – кликан не мог подобрать получше! Капрал-шеф Жак Дорньер учил: «Никогда не оскорбляйте людей формой своих высказываний, если в состоянии оскорбить их содержанием, а лучше просто взглядом».

Красноречивость взгляда была, на всякий случай, подкреплена дополнительным плевком (сорок евро, если кто забыл), после чего я развернулся и пошёл к машине.

Конечно, первым побуждением было сменить место жительства, чего по здравому размышлению я решил не делать. Ведь, если выследили в Дамраке, населённом по преимуществу иммигрантами арабами, то выследят и в любом другом месте. Считающийся же небезопасным Дамрак, устраивал меня, главным образом, по причине дешевизны жилья. Маленькая (меньше московской стандартной однокомнатной) квартирка стоила в приличном районе баснословных денег, а я снимал у марокканца Аммара похожую из расчёта три евро в сутки.

Что же касается безопасности, то я быстро дал понять представителям пока ещё не свободного мира, что освобожу от земных обязанностей каждого, кто хоть как-то осложнит моё существование и существование моей собаки, собакой, по большому счёту, не являвшейся. Но об этом мало кто догадывался, ибо я выдавал волка Зорро за среднерусскую овчарку.

Имя Зорро я выбрал по причине его звучности, а не потому, что волк любил людей и был готов совершать во имя их разнообразные подвиги. Напротив, не любить людей у него были все основания, впрочем, как и у меня, на чём мы с ним и сходились. В остальном же, нам пришлось довольно долго притираться друг к другу, идя на взаимные уступки. Ему пришлось научиться носить намордник, ходить рядом на поводке, неподвижно стоять, не оказывая сопротивления, при чесании щёткой. Я же смирился с тем, что волк в моё отсутствие валялся на диване, а также с необходимостью совершать длительные велосипедные прогулки. Кстати, зрелище вынужденной бежать за велосипедом несчастной, с высунутым языком собаки редко кого из амстердамцев оставляло равнодушным. В лучшем случае, они провожали меня уничтожающими взглядами, в худшем – начинали громко выражать сочувствие бедному животному, всячески понося при этом его бессердечного хозяина. Где им было знать, что на воле сородичи Зорро способны за ночь, играючи, пробежать от пятидесяти до восьмидесяти километров, и что такие пробежки волкам жизненно необходимы. Я же это знал, так как работал в знаменитом Амстердамском зоопарке Артис. Работал в должности секьюрити, куда принимают после платных шестимесячных курсов с обязательным просмотром немереного количества анималистических фильмов. В зоопарке я с Зорро и познакомился. Причём, при весьма драматических обстоятельствах.

Дело в том, что люди приговорили волка к смерти за то, что он искусал своего мучителя-дрессировщика – автора омерзительного циркового номера под названием «Волк и семеро козлят». Так как все номера с животными я отношу к разряду омерзительных, то разницы между ними не делаю. Разницу я делаю между тем, что человек может вопить в суде о виновности волка, а волк вопить о виновности человека не может. Хотя, насколько несладко ему пришлось, я понял, когда увидел следы погашенных о шкуру сигарет и варварски сточенные клыки. Увидел я всё это уже потом, когда Зорро перебрался на жительство в мою квартиру в Дамраке, а тогда просто принял к сведению, что крайняя клетка слева занята серым хищником, которого после инцидента в цирке привезли в зоопарк дожидаться приговора суда.

Была зима, и как-то раз ночью, проходя мимо, я обратил внимание, с какой жадностью волк принюхивается к снегу, падавшему с небес. В Голландии, где средняя температура января плюс три градуса, выпадение снега считается аномальным явлением, и волка, поскольку он был диким зверем из Сибири (так, по крайней мере, позиционировал его искусанный ублюдок), это явно взволновало.