Игорь Сотников: Причины и следствия моего Я

– Значит, ты всё-таки решил не внимать голосу благоразумия и пойти по этому, – запомни, – самому неизведанному пути?! – Критик пугающе завывает в ухе.

– Да, решил. – Голос нового автора тверд и крепок как никогда.

– Так, может, ты особого о себе мнения, где все эти классики от литературы лучше бы пошли поиграть в классики, чем оспаривали твое право на свое именное слово или вообще на свой авторский стиль?! Ну а сам Достоевский против тебя – всего лишь тварь дрожащая?! А думы Толстого со своим многотомием – слишком легкомысленны и вызывают лишь усмешку в тебе?! – Этот критик – тот еще гад и демагог, раз использует этот доказательный демагогический прием – отсыл к авторитетам. Но автора этим ловким ходом не проймешь, и он только укрепляется в своей решимости действовать, как того сам хочет.

– А я таким и должен быть! – Полный ярости, бросит в лицо свое «я» автор. – Я, я, я, и только я! Только этим должен руководствоваться всякий встающий на свой путь будущий творец. И уже позже возможны отступы для таланта, но не для гения, где ваше «я» будет стоять рядом или же… Нет, только рядом с тем же Моцартом. Вот, блин, оговорился. Но, в общем, ты понял. – Сверкнет глазами автор и набьет или напишет предварительно-окончательный заголовок.

– Ну, ну. – Только и прошипит заткнутый на время критик.

– Что ну-ну? – Автор, как и любой другой, находящийся в процессе, конечно же, не любит, когда ему говорят под руку, и он, дабы окончательно заткнуть рот этой сующей свой длинный нос туда, куда его не просят, субстанции, обрушивает на него свое окончательное итоговое слово. – Знай же, что я у Джека Лондона сожру тот не хвативший ему кусок мяса, запью его стаканом воды Эжена Скриба и, сняв со стены гостиной Чехова ружье, не побоюсь его разрядить во всякую, жаждущую получения своего сногсшибательного энергетического разряда, сующуюся сюда и куда ни попади твою читательскую башку!

После чего этот критик, пойманный на своем, замолкает в своем замысле (ведь можно после получения в морду и потеряться, и не только на время), правда опять же только на определенное его хитрым планом время, в течении которого приободряет вас, причем в любых случаях он внимательно следит за всеми вашими, как вам кажется, успехами и ходом вашей мысли. И вот здесь-то этот критик уже действует не напролом, а окружным путем, где он, шепча на ухо писателю комплименты, старается его ввести в собственное воодушевленное собой заблуждение. Которое этот подлый критик, однозначно нахватавшись у политологов и других проглотов, навыков заговаривать словами зубы, начал умело использовать в качестве так называемых двойных стандартов, где всякая неумелость автора, начала называться им своим характерным авторским видением (своего рода писательский кубизм или тот же маньеризм).

И если автор и на этом этапе, справился со своим неусыпным критиком, то по мере приближения окончания авторского труда, тот становится всё более смелым и дерзновенно наглым, заявляя, что тема книги, изложенная автором, скорее всего уже устарела и не слишком интересна для современной, всё больше скукоживающейся читательской аудитории, которой лишь одного подавай, а именно – потакай ее спецэффектным вкусам.

– А ты же сам знаешь, что читатель нынче уже не тот. И он не только развращен бесконечными предложениями на этом рынке услуг, но, скорее всего, туп и глуп, и, значит, совершенно не поймет всего того глубокого смысла, который ты вложил в свой высокоинтеллектуальный роман. – Критик не мытьем, так катаньем, так и пытается, если не предотвратить, то хотя бы максимально отсрочить выход в свет твоего авторского слова. – Ну и какова же твоя читательская аудитория? И на какой читательский сегмент рассчитана твоя выданная на-гора литературная солянка? Ведь сегодня, как ты сам знаешь, прежде чем начать писать, нужно знать своего потенциального читателя: что он хочет видеть и слышать от тебя, писателя! – Критик, почувствовав уверенность в себе, уже чуть ли не орёт на автора, которому очень даже трудно ему что-либо возразить.

– И сегодня, когда конкуренция как никогда высока, где наряду с читательским спросом рулит очень таинственная, никем неизведанная социализированная в сети конъюнктура спроса, наверное, становится более важным не то, что ты написал, а кто это написал, и уж для этого, несомненно, нужно не твое спонтанное решение сесть за стол и оформить мысль в слово. А тебе, возможно, для начала надо совершить свой геростратов подвиг, после которого о тебе заговорят, и уже на этом фоне даже самой последней, паскудной славы, ты наконец-то, сможешь с большим шансом на успех приняться за свое писательское дело (и последние станут первыми). Ведь посмотри вокруг на этих звезд экрана и звезд по жизни, так все они, только лишь после того, как оформившись в самого известнейшего всем себя (как – не важно), о котором все говорят, а еще будет лучше, если матерятся из каждой подворотни, то лишь тогда берутся или вернее сказать, дают своё согласие поучаствовать в такого рода творчестве и выдать в свет, уже всё свое изнаночное «я».