Андрей Упит - Причины и следствия

Это случилось на второй неделе мая, в среду, около одиннадцати часов утра.

Жена часового мастера, госпожа Ланкевиц, возвращаясь с Даугавского рынка, проходила мимо здания Банка внутренних займов и внешних кредитований [1] Банк внутренних займов и внешних кредитований — пародийное название одной из разновидностей ссудо-сберегательных касс. В буржуазной Латвии было множество таких, по большей части недолговечных «банков», основанных домовладельцами, торговцами и даже просто темными дельцами. . На согнутой руке она несла корзину с покупками. Среди прочей снеди там были и яйца — господин Ланкевиц очень любил пирожки с начинкой из подслащенных яиц.

Собственно говоря, корзина госпожи Ланкевиц не была приспособлена для того, чтобы носить ее на согнутой руке. Корзина уже два раза накренялась, и так как другая рука была занята зонтиком, то придать ей правильное положение можно было, лишь прижав ее к стене и подтолкнув коленом.

Когда госпожа Ланкевиц, миновав подъезд банка, оказалась против крайнего окна, корзина накренилась в третий раз. Госпожа Ланкевиц остановилась. Снова прижав корзину к стене, она пыталась придать ей правильное положение. Казалось, все кончится благополучно. Нужно было лишь подбросить ее как следует коленом, подняв его повыше, но сделать это она не могла, так как по тротуару шли навстречу пожилой господин и двое молодых людей. И тут случилось так, что корзина накренилась еще больше, крышка открылась, и яйцо — одно яйцо — выкатилось на тротуар. Госпожа Ланкевиц вскрикнула и выронила зонтик, но спасти яйцо уже не могла. С тихим хрустом оно разбилось.

В одной из комнат банка стояла Ада Лиепинь — младший помощник бухгалтера. Она только что заполнила страницу и, прежде чем начать другую, подошла к окну посмотреть на улицу. Обычно в это время знакомый лейтенант проходил мимо банка. И каждый раз здоровался с ней. Правда, в соседней комнате, дверь в которую была открыта, сидел жених Ады Лиепинь, старший помощник бухгалтера Крустынь Брач. Но его это не касалось. Неужто ей теперь нельзя и взглянуть на постороннего человека? Она стояла у окна и ждала.

Случилось так, что именно в этот момент проходившая мимо окна жена часового мастера госпожа Ланкевиц неожиданно остановилась. Аде Лиепинь и самой не раз приходилось нести такую корзину, поэтому она отлично поняла волнение госпожи Ланкевиц и сама заволновалась. Когда госпожа Ланкевиц выронила зонтик и вскрикнула, вскрикнула и Ада Лиепинь — отчасти инстинктивно, отчасти из солидарности. Вскрикнула тонким пронзительным голосом, словно ужаленная, как умеют кричать только женщины.

В эту минуту старший помощник бухгалтера Банка внутренних займов и внешних кредитований Крустынь Брач окунул перо в пузырек с чернилами, чтобы закончить исписанную рядами красивых цифр страницу. Это была своего рода экзаменационная работа. Сам бухгалтер перешел на другую работу в какое-то государственное учреждение, и Крустынь Брач всерьез надеялся занять его место. Оно было ему почти обещано — сегодня ждали только формальной проверки со стороны директора банка.

Он окунул перо в чернила и, держа ручку в воздухе, присматривался, как лучше провести линию по металлической линейке, положенной поперек страницы. В тот момент, когда он опускал руку с пером, в соседней комнате раздался крик. Крустынь Брач сильно вздрогнул и невольно подался вперед. От толчка на исписанную страницу упала черная капля чернил, а другая рука, толкнув металлическую линейку, проехала по капле, размазав ее так, что на странице осталась клякса, похожая на силуэт птицы.

И точно такое же черное пятно, какое стояло перед глазами Крустыня Брача, появилось в его душе. Он почувствовал себя так, словно его всего облили чернилами. Остолбенев, широко раскрытыми глазами смотрел он на испорченную страницу. Обе руки его — и та, что держала ручку, и другая, с линейкой, — сильно дрожали. Уши постепенно краснели.

Произошло все это в одно, ну буквально в одно мгновение.

И вдруг в соседней комнате засмеялась Ада Лиепинь. Крустынь Брач вскочил.

Он швырнул линейку в угол. Хотел бросить и ручку, но вовремя удержался — этак и перо сломать недолго — и с остервенением воткнул его в щетку для ручек. Изменившимся голосом он крикнул:

— Ада! Да ты с ума сошла!

Ада Лиепинь, все еще смеясь, вошла в комнату. Смех ее еще больше рассердил Крустыня Брача.