Игорь Сотников: Причины и следствия моего Я

Так что, всего вероятней, нам его ещё придется долго ждать. Уж слишком мы мелки для настоящего конца света, как некоего перехода в совсем другое сознание. Ну а пока нас ждут свои промежуточные, так сказать, частные концы своего света… Как оказывается, очень своеобразно думается, вот так стоя на коленях прямо по середине улицы, по которой туда-сюда снуют различные, как спешащие так и не очень, люди, которые завидев на своем пути эту усевшуюся на колени странность, скорее всего сбиваются со своей очень умной мысли и сначала, отпрянув от этой дорожной неожиданности, не скрывая удивленного выражения своего лица, наклонив голову в бок, внимательно посмотрят на него, и убедившись в чем-то своем, покрутят мысленно у виска свой палец. И опять, уже правда после того как убедятся в том, что сверху как будто никакой там метеорит не падает, что-то там решив, уже наполненные своей самоуверенностью в крепости бытия этого мира, отправятся дальше.

Но надо заметить, что не все прохожие испытывали такую деликатность обхождения с ним, присевшим (или как истукан, стоящим на одном месте) на тротуаре. И тот, кто как раз испытывал озабоченность на счёт обхождения только на свой счёт, то тот как раз не отличался подобной взаимностью и, не видя никого на своем пути, своим ходом напролом давал свой определенный собой повод, для этой челюстно-сохранной обходительности для всех его временно, по мере пути окружающих.

– Чё уселся, придурок?! – Грубый толчок в спину ему и по его сознанию, который осуществил явно не смотрящий себе под ноги нервный тип а-ля «мне всё похер, на все эти ваши стенания о конце света». А вот если он сейчас вовремя не подлечит свои нервы, после этого его вчерашнего веселья, которое отчасти смахивало на конец света, то тогда уж кое-кому точно будет не просто конец, а однозначно капец, да-да, – света – достиг-таки своей цели, приведя его в самого себя.

– Я тебе сейчас покажу, придурка…

Гашетка печатной машинки хотела было остановиться на месте, но в виду того, что на ее месте находилась, ставшая уже обычной повседневностью для разного рода гениальных писак, клавиатура ноутбука, то это все решило за неё. Ну а этот завершающий звук при нажатии на завершающую строку точку, был хоть и не столь звучен в сравнении со всей той ундервудевской механикой, но, тем не менее, для автора, отбивавшего на клавиатуре все эти свои, однозначно замысловатые мысли в их выразительные отождествления, выражения и слова – это все каждый раз звучало весьма существенно, а иногда даже и с грохотом пушек громко.

– Вот, как-то так! – Выдавив точку на клавиатуре, громко выдохнул из себя это восклицание Алекс (псевдонимная интерпретация имени Алексей, что говорит о его не слишком большом вообразительном потенциале, и, следовательно, в своем творчестве, он, скорее всего, будет полагаться на свою придирчивую внимательность) и по своему желаемому совместительству автор, затем почесал свой нос, который, паразит такой, при каждом выразительном, а также волнительном ну и плюс ко всему драматическом, в общем, в каждом задумчивом случае вечно зудит. Ну а Алекс, в свою очередь, как он сам замечал за собой, что, наверное, всё-таки есть результат его слишком большого многодумия о себе и про себя, очень даже часто задумывался над своими получающими словесно-письменное оформление мыслями (в отличии от реальной жизни, где язык часто заявлял о своем своеволии, и не спеша ждать этих вечно не торопящихся дум, говорил все то, что в голову придет), что вновь и вновь и приводило к этой его чесотке.

Ну так вот, этот с горбинкой нос, слишком чувствительно относящийся к перипетиям развития сюжетной линии и считающий себя за умеющего держаться по ветру, в результате всего этого поветрия, чувствуя к себе нескончаемый зуд, требовал от Алекса дополнительных физических трат на это свое чесание.

Алекс же, почесав свой нос, на который был потрачен целый аннотационный абзац, не поворачивая своей головы, спросил того, кто, по его мнению, находился сзади него, возлежа на диване. А ведь там никого не было кроме пушистого кота Мурзика, который не то чтобы благоговейно лежал и слушал своего хозяина, от которого, надо заметить, зависит налитость его миски молока, а он, судя по его холёной морде, совершенно зажрался. И, скорее всего, живя одним днем (правда, если забежать слегка вперед, то можно с полным правом сказать, что этот Мурзик был не столь безрассуден, но об этом будет рассказано в своё время), совершенно игнорировал своего хозяина, чей возглас вероятнее всего и относился к этому домашнему беспристрастному слушателю, который, воспользовавшись невнимательностью своего хозяина, прикрыл свои глаза и посапывал в трубочку.