Анатолий Ярмолюк - Небо для вора

В полном соответствии с общепринятыми демократическими постулатами и принципами.

– На голосование, так на голосование, – согласно пожал плечами Никифор. – Без базара… Итак, кто за то, чтобы этих артистов шерстить по полной программе, и кто, обратным образом говоря, за то, чтобы их не трогать, и пускай они идут со своими балалайками и чемоданами, куда себе хотят? Голосуем по очереди, открыто, воздержавшихся быть не должно, потому что таков наш закон.

И, произнеся такую длинную речь, Никифор умолк, потому что он выдохся и уже более ничего вымолвить не мог, даже если бы того и хотел.

Впрочем, ничего ему больше говорить и не надо было. Оглашенная Никифором демократическая процедура, как и все прочие демократические процедуры на свете, походила на телегу, которую столкнули с горы. Ее, значит, столкнули, и она катится себе и катится, пока не докатится…

– Я – против, – высказался первым Цыган. – Артистов, как и детей, грабить грешно.

– И я тоже против, – поспешно поддержал Цыгана Филолог. – Делать зло тонким и легкоранимым натурам, которые и без того истерзаны подлым и неласковым миром – это, знаете ли, моветон. Скажи мне, друг мой Абрикос, помнишь ли ты, что сказано по этому поводу у Вергилия? О ты, позарился который на жалкий скарб убогих сих… Или, может, это сказал и не Вергилий, а, допустим, Валерий Катулл, или кто-нибудь другой… а, да неважно… ответь же, Абрикос, помнишь ли ты эти бессмертные строки и вообще – знаешь ли ты, что означает слово моветон? Я у тебя спрашиваю, друг мой Абрикос…

– Если ты, падла, не угодишь сегодня ночью под паровоз по своей собственной натуральной причине, – пропитым басом вызверился бандит Абрикос, – то я туда тебя пристрою собственноручно, и рука у меня при этом не вздрогнет! Последним гадом я буду, если не пристрою! Чтоб мне больше ни одного чемодана не украсть вовек, если я этого не сделаю! Чтобы ты не донимал людей своими эпитафиями…

– А и бескультурный же ты человек! – воздел ладони к небесам Филолог. – Одно слово – Абрикос, чурбан неотесанный! Ну что это, в самом деле, такое – под паровоз? Будто я какая-нибудь, я извиняюсь, Анна Каренина, а не честный майданник-уркаган, равно как и все прочие, здесь находящиеся! Неразумный человече! Да ты благоговеть передо мною должен, ты молиться на меня обязан! Да ежели, к примеру, я попаду под паровоз, – кто же тебя станет учить уму-разуму и культурному обхождению, футурист ты эдакий?…

– А вот сейчас я покажу тебе футуриста! – рыкнул, поднимаясь, Абрикос. – Сейчас ты у меня ответишь – за футуриста! Уж за футуриста я тебе врежу! Уж футуриста-то я тебе не стерплю! Чтоб ты не обзывался такими обидными эпитетами!..

И, Абрикос, в три громадных прыжка преодолев помещение, оказался перед Филологом и сгреб его за ворот. Филолог завизжал, как зарезанный заяц.

– Сказано – ша! – встрял в распрю Никифор. – Прекращаем беспонтовый синтаксис! Абрикос, Филолог… заткнитесь-ка вы оба, покудова не лишились своих последних оставшихся зубьев! Бретеры и дуэлянты… вашу мать! Голосуем!

И слово «синтаксис», и слово «дуэлянты», и, тем более, слово «бретеры» простодушный Никифор едва ли бы когда-нибудь выучил, если бы не тот же самый Филолог. Но – благодаря Филологу Никифор с этими словами познакомился, они вошли в его лексикон, и Никифор тем самым стал более образованным, более утонченным, более коварным и более испорченным, чем он был до этого, когда не знал таких мудреных слов.

Наука – это, видите ли, штука двоякая, и она всегда похожа на двусмысленную пилюлю: одного – лечит, а другого – и в гроб уложить может. Никифор, судя по всему, не был создан для высокой науки. Он был сотворен для занятий более прозаичных и земных – допустим, для руководства бандой «Ночные вороны», для выбивания последних зубьев у Филолога и Абрикоса и тому подобных конкретных и поучительных занятий.

Ну да ладно: все эти рассуждения – малосущественная лирика. Заметки на полях, как мог бы выразиться тот же самый Филолог.

– Против! – буркнул Абрикос, возвращаясь на место. – Сдались мне эти артисты и разные прочие филологи, чтобы с ними связываться. Одного дурака хватает…

– По поводу твоей последней фразы насчет дурака я обязан привести одну красноречивую параллель, – не вынес прозрачного намека Филолог. – Как выразился некогда великий персидский поэт Хафиз…

– Ша! – опять сказал Никифор. – Как волки в берлоге, честное слово…

– Волки в берлоге не живут, – обратно не выдержал такой филологической неточности Филолог. – Волки, допустим, обитают в логове. А в берлоге живут…