Ирина Белояр - Уайтбол. Социальная фантастика/н/ф/мистика

Войчек подвел Христо к микроскопу.

– Видите мелкие, точечные темные тельца в составе клеток? Как соринки? Это сторожевой механизм. Сейчас он пребывает в латентном состоянии, поскольку угрозы для клеток нет. Когда в клетках начинают хозяйничать наши микробы, «солдаты» просыпаются и становятся способны подавить любую атаку. Действуют, как зеркало: отражают специфику агрессора, мгновенно видоизменяются в необходимые антитела и начинают стремительно размножаться.

Он вздохнул:

– Чудеса в решете. Это не иммунитет, это… магия какая-то, другого слова не подберешь. При любой напасти вашему циклопу достаточно прилепиться к стенке колонии для того, чтобы получить необходимую «вакцину». Муравейник просто сотворит ее на ходу. Экспромтом.

– Ну что ж, Олег Иванович, – задумчиво произнес капитан. – Желаю вам разобраться в этих чудесах и получить нобелевскую премию.

– Спасибо, конечно, – покачал головой шеф. – Боюсь, до нобелевской премии тут как до луны. Возможностей лаборатории «Ганимеда» уже сейчас недостаточно, чтобы провести необходимые исследования… Но это еще не все. Вы ничего необычного не заметили?

– Не понял?

Войчек устало улыбнулся:

– В прошлое ваше посещение я вам показывал образец ткани циклопа. Не видите разницы между той демонстрацией и этой?

– Черт… – изумился Христо. – Теперь вижу.

Шеф кивнул:

– Он продолжает нормально существовать в комнатных условиях. И в других условиях тоже. Убить ткань – ни разогревом, ни охлаждением – у нас не вышло. Температуры ниже планетарных ей безразличны. А выше семидесяти по Цельсию начинает выделяться фермент, который образует на образце защитную термостойкую пленку. При последующем снижении температуры пленка рассасывается. Вот таким образом. Если по нашему муравейнику прокатится поток жидкой лавы – при условии, что тяжесть лавы не сложит постройку – колония окажется замурована в вулканический пласт, но сохранит жизнедеятельность.

– Здорово. А сами зверушки?

– Могу предположить, что в теле колонии имеются аварийные карманы. В крайне неблагоприятных условиях зверушки забираются в эти карманы и там пережидают беду… Еще: мы воздействовали на образец различными видами лучей. То же самое, что с плюсовыми температурами: при сильных отклонениях от оптимума (за оптимум мы приняли естественное излучение на Ганимеде) на поверхности ткани образуется защитное покрытие. По окончании воздействия исчезает.

– Плацдарм на все случаи жизни… Нам бы такой.

– Не говорите. Хоть часть этих возможностей, и на Земле наступит золотой век. Панацея от всех болезней, защита от стихийных и техногенных бедствий. Трудно вообразить, что еще.

Христо усмехнулся:

– А потом люди стройными рядами поедут переселяться на Ганимед. Поскольку на родине станет не развернуться.

– Кстати, да. Вполне возможно, эти создания колонизируют наш мир из-за демографического взрыва в тех краях, где они жили раньше… в таком случае, во всей солнечной системе через какое-то время станет не развернуться.

– По-вашему, циклопы ломятся сюда из большого космоса?

Войчек кивнул:

– Безусловно. Капитан, наши соседи – белковые создания. Их родной мир – не Уран и не Плутон. Это планета, похожая на Землю. Я имею в виду тот мир, в котором они возникли и эволюционировали до разумного состояния… Но потом все изменилось. В своем теперешнем виде циклопы не приспособлены для жизни на планете земного типа. Одного только нашего «g» достаточно, чтобы отправить их на свалку эволюции. Плацдарм, возможно, еще и не такое выдержит, но…

– Верю. И что?

– Нынешние циклопы – результат множественных мутаций исходного вида, и произошли эти мутации, вероятнее всего, уже во время вселенских странствий.

– Космические цыгане.

– Думаю, да.

…В общем, поговорили. Странный получился разговор: простые слова, очевидные факты, а за ними – растущее ощущение абсурда и нежелание верить глазам своим. Несколько суток мы барахтались в этих чудесах как мухи в молоке. Глупец тот, кто считает, что сенсация – абсолютный стимул. Есть границы человеческому приятию. За этими границами предвкушение открытия исчезает куда-то. Вместо него растет и крепнет первобытный суеверный страх.

Все объясняется рано или поздно. Или принимает какие-то упрощенные формы. Пусть бессмысленные, зато органично вписывающие неведомое в систему приемлемых штампов. Сейчас уже фактически общепризнанно: мы встретили сверхрасу.