Обширный зал казино был полон. Мужчины, преимущественно в серых мундирах СС и черный мундирах гестапо сидели за столиками, беззаботно смеялись, пили вино и шампанское за здоровье своих друзей или присутствующих с ними дам. Никто не обратил на нас никакого внимания. Весьма обрадованная этим фактом, решив, что хитроумный план пана Гецеля потерпел неудачу, я, не особо сопротивлялась его напору, стараясь не привлекать к нам излишнего внимания и, потихоньку оглядываясь по сторонам в поисках выхода, вместе с тем с любопытством оглядывала зал. Заметив, что я стала отставать от него, пан Гецель сильнее потянул меня за руку, я непроизвольно резко подалась вперед и в тот самый момент столкнулась с офицером, начавшим подниматься из-за своего столика у меня за спиной. Красное вино из недопитого им бокала, который соскользнул от столкновения со стола, залило прекрасный темно-вишневый пиджак пана Гецеля, который был на мне, и обшлаг рукава молодого офицера. Мы произнесли слова извинения одновременно и оба – по-немецки, возможно потому, что офицер оказался никем иным, как бароном Гюнтером-Себастьяном фон Ротенбургом, а я узнала его в тот же момент, как увидела.
Его серо-серебристые, показавшиеся мне необыкновенными глаза, остановились на моем лице, удивленно расширились и где-то в их глубине засветился, мягко мерцая, теплый искристый свет.
– Я просто идиот! – сокрушенно сказал он, взятой со стола салфеткой стряхивая рубиновые капельки вина с полы моего пиджака. – Первый раз в жизни вижу такую красивую девушку, и сразу же умудрился испортить ей платье. Простите меня, ради бога, фройляйн. Тем не менее, не могу упустить возможность представиться. Барон Гюнтер фон Ротенбург, к вашим услугам.
– Весьма польщена, господин барон, – пролепетала я, непроизвольно делая шаг по направлению к двери.
– Разрешите мне в качестве искупления, – насмешливо изогнув бровь, видя, что я не собираюсь представляться, сказал барон фон Ротенбург, – пригласить вас к своему столу и выпить бокал шампанского в знак нашего примирения.
– Право, не стоит ради этого огород городить, – быстро сказала я. – Я прощаю вас авансом. Вы слишком видная шишка в городе, чтобы таить на вас обиду.
Он рассмеялся, из-под пурпурных, четко очерченных губ блеснули белые ровные зубы.
– Вы немка, не правда ли? – спросил он, отодвигая передо мной стул и ожидая, пока я села.
Краем глаза я успела увидеть довольную улыбку на толстом морщинистом лице старого и хитрого, как лис, еврея.
– Девушка прекрасно поет, ваша светлость, – нагнувшись к плечу барона, доверительно сказал он. – Правда, она не хочеть петь в моем казино, но возможно, согласиться спеть для господина барона?
Если бы я могла убить его взглядом, я бы, несомненно, в тот момент сделала бы это, не задумываясь. Прекрасно поет! Последний раз я пела на выпускном вечере в нашей школе-интернате. После этого были три страшных года постоянных скитаний, голода и холода, в течение которых я не раз была на волосок от смерти. Прекрасно поет! Да я и звука не смогу выдавить из своего несчастного горла после того, что я перенесла этой зимой!
Барон заинтересованно смотрел на меня, в его серых глазах разгорались искорки непонятного мне таинственно мерцающего света.
– Вы споете для меня, фройляйн? – мягко попросил он, и, склонив голову, с улыбкой добавил: – Пожалуйста.
Что мне оставалось делать? Я поднялась со стула, растерянно оглядела зал, шум голосов в котором постепенно начал сходить на нет, потому что, по знаку пана Гецеля, медленно угасал яркий свет, пока в установившейся полутьме не осталась стоять, подсвеченная лучом света прожектора, лишь я одна. В моей голове, как назло, как некогда пошлый мотив у Марии-Магдалены, вертелись банальные слова куплетов «Meine lieber Augustin». Если бы я не глотнула добрую стопку крепкого бренди в комнате у Тани, я бы никогда в жизни не осмелилась раскрыть рот, чтобы запеть после трехлетнего перерыва! Моя покойная бабка была некогда примой в оперном театре в Санкт-Петербурге, и в свое время не жалела ни сил ни времени для того чтобы вбить в мою ветреную голову все секреты своего сценического искусства, поскольку, по ее словам, все способности к оперной карьере, и в первую очередь голос, у меня были. Воспоминания о бабуле, как ни странно, освежили мою память. Еще раз посмотрев на довольную физиономию пана Гецеля, а затем на легкую снисходительную улыбку, игравшую на красивом лице барона фон Ротенбурга, я внезапно разозлилась. Какого черта! Они, видимо, ожидают услышать какие-нибудь пошлые куплеты, так популярные при дворе их полусумашедшего фюрера. Я глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и сначала несмело, а затем все более и более крепнувшим голосом, который, к моему величайшему изумлению вовсе не исчез, а стал каким-то более глубоким и новым, взяла первые ноты вступительной арии графини Палинской из оперетты «Мистер Икс». Могу, положа руку на сердце, сказать, что я не посрамила свою бабулю! Когда я на триумфальной ноте закончила пение со строфой: «Не пришла еще любовь моя!», офицеры в казино, повскакав со своих мест, стали аплодировать мне с криками «браво!», наперебой требуя спеть еще. Только присутствие за столиком барона фон Ротенбурга спасло меня от назойливых преследований молодых офицеров и просьб спеть еще.
Читать дальше