– Кто она? – в следующую минуту отрывисто спросил он сопровождавшего его старосту. – Полячка? Украинка?
– Я русская, – тихо произнесла я тоже по-немецки, собрав последние силы.
На его лице промелькнуло удивленное выражение.
– Ты говоришь по-немецки? – снова быстро и отрывисто спросил он.
Не в силах больше говорить, я лишь молча кивнула головой. Я говорила не только по-немецки, но и по-английски и по-французки, мои родители были из бывших дворян, выбравших смерть на родине вместо изгнания и жизни на чужбине.
Офицер выпрямился и жестом подозвал к себе ординарца.
– Вилли, – жестко и безразлично сказал он. – Заберите ее и отвезите моей матери. Она давно мечтает иметь русскую прислугу с арийской внешностью. Позабавьте старушку.
На редкость неприятный тип, успела подумать я, проваливаясь в небытие.
Офицера звали барон Гюнтер-Себастьян фон Ротенбург. Он был обергрупппенфюрером СС и первым помощником военного коменданта Города. В начале апреля 1942 г. я впервые вступила в его огромный дом на центральной улице Города, рядом со зданием бывшего Дворянского собрания, а затем Советов, где немцы разместили свою комендатуру. Покачиваясь от слабости, я буквально упала в объятья здоровой немецкой девицы-горничной, в то время как маленькая, подвижная баронесса фон Ротенбург с удивленными и в то же время обрадованными восклицаниями давала распоряжения прислуге нагреть воды, чтобы немедленно вымыть и привести меня в порядок. В то время, как меня скребли и терли, она успела сообщить мне, что любит красивых людей, независимо от их расы и национальности, и ужасно сожалеет об этой войне с русскими, которую затеяли наци. Но еще больше она огорчалась оттого, что ее сын, потомственный прусский аристократ, единственный наследник известного и благородного рода, пошел на службу Гитлеру и связался с этими новыми людьми, пришедшими к власти в Германии.
Когда меня, наконец, отмыли от полуторагодовалой корки грязи и, нарядив в белую полотняную блузку, отделанную рюшами на воротнике, и темную длинную юбку, привели показать баронессе, она долго смотрела на меня с непонятным выражением на изборожденном морщинами лице, а потом медленно сказала:
– Я даже и думать не могла, что ты окажешься такой хорошенькой, детка. Словно рождественская картинка. И даже, – со странным выражением, появившимся на ее лице, добавила она дрогнувшим голосом, – ты чем-то на секунду напомнила мне мою сестричку, упокой господи ее душу!
Заметив, что я покачнулась от слабости, она тут же торопливо сказала:
– Я думаю, что сейчас прежде всего необходимо привести тебя в порядок. Ешь, пей, гуляй на свежем воздухе. Работать ты начнешь потом, когда немного оправишься. В настоящий момент толку от тебя мало.
Я подняла голову и посмотрела прямо в ее серо-голубые, искрящиеся энергией, глаза.
– А вы не боитесь, что я убегу от вас? – со свойственной мне прямолинейностью, не раз служившей мне плохую службу, спросила я, не подумав.
На лице старой баронессы заиграла улыбка.
– Ты забываешь, детка, что мой сын – почти военный комендант города, – с иронией в голосе сказала она. – Если ты убежишь, он поймает тебя и вернет назад. Но я бы предпочла, чтобы такого не случилось. Ты мне нравишься, и я хотела бы, чтобы ты осталась со мной по доброй воле. Я вовсе не плохой человек, знаешь ли, – подмигнув мне, заявила она с апломбом. – И при всей своей неприступности, мой сын – тоже. Хочешь верь, хочешь не верь, у нас даже в родне были русские. Моя сестра накануне вашей революции вышла замуж за русского офицера.
– Тогда я не удивляюсь, почему вы говорите о ней в прошедшем времени, – устало сказала я.
– Твой немецкий просто великолепен! – несколько непоследовательно заметила старая баронесса, не сводя с меня внимательных глаз. – Никакого намека на акцент. Откуда это, дитя мое?
– У меня была хорошая гувернантка, – невольно усмехнувшись, ответила я, вспомнив свое детство, проведенное в детдоме для врагов народа.
– Кстати! – встрепенулась баронесса. – Я как-то забыла спросить, как тебя зовут.
Я на секунду заколебалась, потом осторожность, в течение последних пятнадцати лет вбиваемая в мою беспутную голову бабкой, взяла свое.
– Зовите меня Лизой, госпожа баронесса, – уклончиво сказала я, видя, что женщина с пониманием и насмешкой, просквозившей в ее глазах, смотрит на меня.
– Ну что ж, Лиза, так Лиза, – покладисто согласилась баронесса. – Мне всегда нравилось это имя. – Ступай отдыхать, малышка, а то тебя просто качает.
Читать дальше