Юрий Шинкаренко - На дне сыроежки ломаются. «Картинки» с подростками

Но времена меняются. Постучаться или позвонить в дверь квартиры сейчас не так-то просто. Сначала надо преодолеть металлические двери подъездов, пробраться сквозь лабиринты перекрытых стальными листами отсеков…

Каково же было мое удивление, когда я вдруг услышал, что бесхитростный мнемонический напев не умер и в наши, отчуждающие соседей дни.

– Дай, дай закурить! – разнёс как-то в ночи автомобильный клаксон. У соседней многоэтажки стояли в порхании снега молочные «Жигули» и пели весёлую оду. Оду распахнутым дверям, людской наивности, призабытой доверчивости, былым бесхитростным тайнам народа. Автомобильный сигнал, несмотря на два часа ночи, согревал, размягчал, уносил в детство…

На следующую ночь условный звук повторился. Чуть пораньше. Потом, через день, ещё…

– Вот бы узнать, что надо этому сумасшедшему «радисту»! – сказал я жене.

– А чего там узнавать! И так вся округа знает! Девочка из соседнего дома устроилась «работать»… Мас-са-жист-кой!.. Вот её и гоняют по вызовам! Приспичило кому-то, и – ДАЙ, ДАЙ ему!

А снег день за днём продолжал порхать, падать, силясь, как всегда, сделать землю светлей и чище. И в садике напротив моего дома каждое утро торчал малыш с запрокинутой головой, ловил карасиным ртом снежинки и высматривал что-то в небе. И каждый раз, в надоевшем повторении, замершего малыша тормошила за рукав ребятня:

– Не бывает от снега радуг! Спорим, что не бывает?

Повторялся банальный сюжет. Столкновение веры – и неверия. Возвышенного – и приземлённого. Чудаковатой вышибленности из жизни – и уютной адаптированности.

И сюжет этот меня не интересовал. Я уже давно понял, что движение таких сюжетов, их исход, зависит не от действующих лиц, а от наблюдателя. Кого решил в победители – тот и герой.

Меня интересовало другое. Что-то давно не слышал я от детей «радужной» запоминалки! Той самой: «Каждый охотник желает знать…».

Может, она уже и не детская вовсе?

Может, она на вооружении у тех, кто за двадцать-тридцать лет своих на земле внятно выучился лишь животно-похотливому императиву: «Дай, дай…».

Может, безоблачная запоминалка значит теперь:

Каждый – «КАРОЛИНА» («Наши девушки обслужат вас!»).

Охотник – «ОЧАРОВАНИЕ» («Очаровательные феи подарят вам незабываемую ночь!»).

Желает – «ЖАННЕТ» («Ждём звонков, господа бизнесмены, не сдерживайте своих страстных желаний!»).

Знать – «ЗВОН ЛЮБВИ» («Твои фантазии станут реальностью»).

Где… – да мало ли в нашем городе «массажных» фирм, на любую букву найдётся!

Немые кинохроники отлично запечатлели, как граждане новоиспечённой Советской России до основания рушили «мир насилья»…

Я смотрю фильм Евгения Цымбала «Повесть непогашенной луны» (по одноимённой повести Бориса Пильняка). Всплески моих эмоций всего сильнее там, где современный режиссер использовал в перебив давние кинодокументы.

Камера дрожит, а с ней – и изображение… Резкость мечется.

Но техническое несовершенство старых кинокадров с лихвой окупается тем, что очень киногенично снимаемое. Как драматургично взвинченное движение толпы!.. Как эффектен для камеры, даже несовершенной, расстрел босых, винящихся позами мужиков!.. А взрыв Храма!..

Само действие так укрупнено, так оплакачено , что разрушительная энергетика киногероев переполняет современный кинозал и вызывает странные чувства. Они, эти чувства, – чувства ненаведённой резкости , совсем в стиле старого кино.

При однозначном отрицании того, что творится на экране, резкость гнева, который должен бы главенствовать, то и дело сбивается либо на жалость к разрушителям, либо на оправдание их, хоть и торжествующих со старого целлулоида, но сегодня униженных и оскорблённых. А вот гнев и совсем расфокусирован: я, через дымку успокоительных лет, чувствую к толпе громил и ниспровергателей… благодарность.

Благодарность? Кому? Этой толпе в слепой ярости разрушения? За что?! Да за то, что их разрушительность очевидна . И честна в своей очевидности. И предостерегающа для всех нас.

Нынешняя техника кино намного совершенней. Ей доступны оборотная сторона Луны, сложные процессы на молекулярном уровне, она может достоверно воссоздать пейзажи юрского периода, показать предстоящую колонизацию Марса… Одно ей недоступно! Ей недоступна, чаще всего, фиксация современных форм разрушительности, за тем исключением, когда берутся на вооружение старые, испытанные её формы. Современный вандализм не так очевиден, вовсе не плакатен и совсем не киногеничен. Современная разрушительность невнятна в своих проявлениях, декадансно утончена, маскировочно невзрачна – и много сложней для разоблачающего киноглаза.