Юрий Шинкаренко - На дне сыроежки ломаются. «Картинки» с подростками

Вот бы оказаться мне правым!

В проходном дворе, в дыму апрельских костров стоят старухи. Прибрали в преддверии пасхи землю у дома, смели в кучи и подожгли сухие листья, теперь отдыхают, опершись на вилы и грабли.

Заняты… костями. Свои – греют в тёплом море солнца, чужие косточки – перемывают.

Тон задает тёсанолицая старуха – из деревянной колоды такое лицо вырублено, однако? Каким-нибудь приполярным шаманом, однако?

– Ай! – плюёт она в костер. – Нынешние мужики всю природу попутали! Измельчали. Один позор от них перед природой! Природа во всех своих отраслях завела: если ты мужского пола – будь самцом, вожаком, защитником… Родился львом – не о себе заботься, а о детёнышах! Родился волком – тоже свой мужицкий удел понимай, не беги от обязанностей! Даже у безмозглых кур…

Старуха, граблями взбив листья в костре, ненадолго переключается на куриную «отрасль» природы:

– Я когда в посёлке жила, держала одного такого петуха. Просто царь петушиный! Клювачий до безобразия!

– Дебошир, что ли? – выясняют слушательницы. – Так этого добра и среди наших мужиков навалом.

– Какой там дебошир! Защитник! Если он рядом с цыплятами – лучше не подходи! Даже я, хозяйка, опасалась к цыпленку руку протянуть, если петя поблизости. Один раз залезла на поленницу, а цыплята из курятника высыпали. И петух с ними. Я шевельнусь – а он как начнёт крыльями пыль взбивать. Сердится! Так я и просидела на поленнице, пока они за ворота не вышли. Минут пятнадцать спуститься не давал, хохлатый!

– Привирай, привирай!

– Вот те крест! Я бы, конечно, справилась… Хозяйка всё же! Но мне с поленницы задом нужно было спускаться, а с заду я беззащитная.

Бабки смеются.

– Вот, вот… И смех, и грех! После этого случая я вскипятила воду, как сосед посоветовал, поймала своего любимца и клюв его – в кипяток! Чтобы всю клювачесть вывести! Куда там! Только злее стал! Настоящую мужскую породу никаким кипятком не исправишь! Всё в природе ладно, во всех отраслях! Кроме человеческой… А человеческим «птенцам» ещё больше, может, защитники нужны. Вот ему хотя бы… – тёсанолицая старуха кивает в сторону.

По двору идёт «птенец». Второклассник в жёлтых спортивных шароварчиках, в куртке цитрусовых оттенков. Красный ранец за спиной. «Птенец» правой рукой пересчитывает пальцы на левой. Зачем – ни старухам, ни мне, наверное, никогда не узнать.

Старухи провожают малыша взглядом и задумываются. Каждой наверняка есть о чём. О спивающемся сыне… О зяте, ушедшем из семьи… О внуках, не умеющих даже за себя постоять – не то что за подружку…

В обобщениях, прозвучавших над апрельскими кострами, есть какая-то несправедливость. Разве мало их, дельных, работящих, заботливых, смелых – отцов, хозяев семейств? Но их и не так много. Не так много, как определено природой.

Где они – защитники?

Где они – надёжные покровители?

Где они – человеческие особи, не только называющие, но ощущающие себя мужчинами?

И смотрят старухи на пешеходах в брюках. И ищут в их лицах ответа на свои по-бабьи прямолинейные вопросы.

…Эта история могла бы остаться без точки, если бы не пустяковое стечение обстоятельств. Один из пешеходов, доставая «Приму», выронил из кармана связку ключей.

– Мужчина! Эй, мужчина! – наперебой закричали пожилые женщины с граблями и вилами. – Муж-чи-на!.. Эй!

И тут!..

Тут наш второстепенный, мимолётный персонаж – малыш в жёлтых шароварчиках и куртке цвета цитрус, тот самый «птенец», защиту которому обдумывали старухи, – остановился. Степенно развернулся. Сделал шаг навстречу.

Он ждал, что ему скажут. Он ждал, чего от него хотят. Он был уверен, окликнули его: «Эй, мужчина!».

И бабки, чуть смутившись от «цыплячьего» взгляда, полного… нет, не детского любопытства, но терпеливого участия, – замолчали. А одна пояснила ему – уже не «цыплёнку» и «птенцу», а «эй, мужчине»:

– Вот тот дядька в телогрейке ключи посеял. Догнал бы ты его! Домой ведь не попадёт…

Мужчина засмеялся. Мужчина вприпрыжку подбежал к связке ключей. Мужчина ловко, носком кроссовки, подбросил её в воздух и поймал ладонью, испачканной фломастерами. Догнал растеряху. А потом… Потом мужчина поправил ранец за спиной и скрылся в синих дымках апреля.

А разве не так? Разве малыш, без малейших сомнений ощущающий себя мужчиной, – ещё не мужчина?

Словно Марио, герой электронной игры, преодолел он нескончаемую череду препятствий, расшиб стены провинциальных замшелых крепостей, расправился с армадой чудовищ, которых судьба, будто компьютерный мозг, высылала ему навстречу в виде мелких неприятностей, крупных обид, неподвластных, казалось, обстоятельств.