Валерий Заморин - Записки русского, или Поклонение Будде

В среду мы встали в семь утра. Хозяйка, у которой мы снимали комнату, приготовила нам кофе со сливками и бутерброды с сыром. Позавтракав, мы отправились в путь.

Бродить по городу, который любишь и считаешь родным, хотя не довелось родиться и жить в нем, – наслаждение. Куда только ноги не заносили нас! То пустынный Приморский проспект, то многолюдная Сенная площадь с ее торговыми рядами, то… Особенно странное, необъяснимое чувство вызвали во мне огромные пустующие дома на улице Марата, которые собирались не то сносить, не то капитально ремонтировать. Зияя пустыми глазницами окон, они, казалось, взывали: «Не губите! В наших стенах обитают духи города. Куда им, несчастным, идти, где найти приют, если не станет нас?»

В полдень мы пообедали в столовой какой-то конторы, занимавшей нижний этаж в старинном доме вычурного стиля, и снова отправились в путь.

В два пополудни ноги наконец-то вынесли нас на Невский проспект. Филипп купил дорогую сигару, с трудом, неумело раскурил ее и принял карикатурно-картинную позу: левой рукой он подбоченился, правую с сигарой отвел в сторону, оттопырив мизинец, и произнес басом:

– А где бы это найти нам художника, чтобы мог написать с меня картину «Провинциал с сигарой на Невском!»?

Три девчушки, по виду студентки-первокурсницы, обогнавшие нас, обернулись, внимательно посмотрели на Филиппа, попытались, было сохранить при этом некую нейтральность во взгляде, но, не удержавшись, рассыпались звонким смехом.

– Ну, распоясался, шут гороховый! – смешавшись, одернул себя Филипп и, повернув голову вправо, сделал вид, будто увидел там нечто, полностью поглотившее его внимание.

Через полчаса мы оказались на Аничковом мосту.

– Отдохнем! Ноги гудят, – сказал Филипп. Мы остановились. На мосту стояла старуха и бросала вниз диким уткам, плававшим у кромки льда, хлебные крошки. Утки, смешно перебирая красными лапками, наперегонки устремлялись к корму. Неподалеку от старухи стоял бродяга и наблюдал за ней. Вот он подошел к старухе и спросил, кивнув в сторону уток:

– Скоро тут все затянет льдом. Они не погибнут?

– Нет, уплывут в Неву.

Было видно, что бродягу не интересовала судьба уток, он задал свой вопрос, как говорится, для отвода глаз. Его интересовала судьба хлеба в руках старухи. Старуха взглянула на бродягу, отломила от буханки большой кусок и протянула ему со словами:

– Кушай на здоровье, милок.

Бродяга, не поблагодарив старуху, схватил хлеб, отошел в сторону и стал с жадностью поедать его. Я заметил, что Филипп пристально смотрит на бродягу. Вдруг он со странной интонацией в голосе произнес:

– Каким же это ветром, голубчик, занесло тебя в Петербург?

– Ты знаешь его?

– Еще бы! Этот тот самый чиновник, кто отобрал у меня лабораторию, превратив ее помещение в собственный автомагазин. А ведь тогда наши исследования подходили к концу, м-да… – грустная улыбка появилась на лице Филиппа и тут же исчезла. – Помнится, я с трудом попал к нему на прием, стал было, глупый романтик, объяснять, что наши исследования – это начало экологической революции… «Каждый третий что-то пишет, исследует- делом бы лучше занимались, чтоб области и городу польза была!» – перебил он меня. Физиономия – глыба льда, обдающая холодом, тонкие губы – омерзительной складочкой, кривятся в презрительной ухмылке. Помнишь, в детстве мы говаривали про такой ротик: «Губки – как у курочки попка!» Я вышел от него в бешенстве и всю дорогу домой со злостью шептал одно и то же:

«Ходячий желудок! Мешок с дерьмом!» Тогда я дал себе зарок – никогда больше не открывать чиновные двери.

– Что с ним случилось? Почему он сейчас в таком положении?

– О, это старая, как мир, история про российского чиновника-ворюгу! Он запустил лапу в областную казну, понастроил для себя и родственников своей молоденькой жены дач, квартир, магазинов в центре города и зажил припеваючи среди окружающей нищеты, для страховки подкармливая толстобрюхого важного чина из правоохранительных органов. Но аппетиты его были так непомерны, что, несмотря на высокое заступничество, прокуратуре пришлось-таки завести уголовное дело. Состоялся суд – дали ему, правда, немного: два года с содержанием в колонии общего режима. Кое-что из имущества конфисковало у него государство, но большую часть прибрала к рукам его жена.

Бродяга уставился на Филиппа, потом вдруг как-то боком подбежал к нам и полувопросительно воскликнул:

– Кажется, земляк?! – И тут же добавил: – Не угостите стаканом чая?