неизвестен Автор - Записки русского посланника

Записки русского посланника

...Русеф-паша так был любезен с нами, что разрешил мне и Сокольскому присутствовать на устраиваемых в конце каждой недели в его гареме "Детских играх".

До сих пор ни одному европейцу не удавалось побывать на них. Половой инстинкт, пропитывающий жизнь византийцев, в "Детских играх" сконцентрирован, заострён, доведён до утонченнейшего, граничащего со страданием наслаждения. Неудивительно поэтому, что "Детские игры" окружены почти священным ореолом запрета. И только моё многолетнее знакомство с Русеф-пашою смогло подобрать ключ и открыть эту таинственную дверь.

Мы подолгу беседовали с ним о жизни. За вином, за картами, за трубкой вечерами он, сидя у меня, рассказывал. Слово за слово, а разговор мужчин, чему бы он ни был посвящен, всегда каким-нибудь своим концом коснётся женщин. У Русеф-паши их было множество. Целый гарем в триста душ.

Ещё в первый год моего пребывания в Константинополе, когда я нанёс ответный визит Русеф-паше, он не упустил случая показать мне своё отношение к женщинам. Помнится, когда у нас зашёл разговор об этом, Русеф-паша, посасывая трубку, сказал коротко:

- Только тогда я с благоговением могу относиться к женщине, когда она способна выполнить любую волю господина, - вот все мои принципы, - и позвонил в колокольчик.

Прибежала тонкая, затянутая в кожу невольница. Бесконечные ремни, переплетающиеся на её теле, были наложены так искусно, что подчёркивали, заостряли наготу. Девушка, мягко пружиня на побелевших пальцах ног, сделала поклон с приседанием и застыла, воздев руки над головой. Она была изумительно красива, эта юная женщина с нежно-розовыми, прямо торчащими сосками.

- Кто она? - спросил я Русеф-пашу.

- О, это важная персона, - ответил он, смеясь. - Вот, смотри...

Невольница села на пятки, её длинные чёрные волосы сбегали с плеч, почти доставая до ягодиц, в широко открытый рот её упругой струей устремилась моча. Она заполняла рот, текла по губам, на шею, летели брызги, и едва девушка успевала проглатывать, как рот наполнялся снова. Но вот невольница поднялась и встала в прежнюю позу, сомкнув над головой руки. Русеф-паша в знак одобрения наградил её двумя увесистыми пощёчинами и повернулся ко мне: - Понял?

Удостоившись поощрения Русеф-паши, юная рабыня просияла и, гордо взмахнув головой, убежала.

Возможно, русские читатели, когда-нибудь обратившись к моим запискам, найдут эти подробности излишними. Но, право же, стоит понять многим из нашим россиян, что топить провинившихся крепостных девок в навозе, травить собаками и сечь до костей кнутами - дела более постыдные, чем те изысканные наказания невольниц, при которых их тела всегда окружены уважением, благоговением и охраной их красоты. Здесь, на Востоке, женщины с юных лет воспитываются в подчинении, и нет для них большего греха, чем не выполнить волю господина. Выполнив её, они пребывают в блаженстве, несмотря даже на то, что воля бывает и не совсем обычной, как у Русеф-паши. Девка же, вытащенная из навоза, изорванная собаками или кнутом - никак не блаженна, хорошо, если она ещё жива.

Однажды, когда Русеф-паша показывал свои владения, нам пришлось проходить через большие залы гарема. Знойный ветер сонно развевал лёгкие занавески из белого шёлка, на пол падали, сияли солнечные лучи. В одной зале будущих жриц любви обучали хореографии. Немолодая уже, но удивительно стройная воспитательница терпеливо разъясняла каждой девочке, как ставить ногу, какие положения при этом должны занимать руки, как надо держать спину, шею. Юные невольницы внимательно слушали наставницу. Проделывали тут же движения, которые она показывала. Снова и снова. Терпение воспитательницы было поистине безграничным!

В другой зале тихо звучала музыка. Девочки постарше, почти девушки, сидели на ковре рядами, как за партами в гимназии, и изучали композицию и ритмическую структуру музыкальных произведений. Их учитель, старик в большом красном колпаке с кисточкой, был также настроен благожелательно. Ударяя по ксилофону, он выжидал, пока каждая его воспитанница вслушается в звук, поймёт его. Здесь же, во внутреннем дворике шли спортивные соревнования. Девушки бегали, боролись, отжимались и приседали. Каким диссонансом казались эти картины по сравнению с нашим российским невежеством!

Конечно, такое мягкое отношение было только к тем невольницам, которые занимались прилежно, искренне старались научиться всем навыкам принадлежания мужчине. К другим же в гареме относились жестоко.