Евгений Ткаченко - Жизнь и о жизни. Откровения простой лягушки

Понятно, что после войны в стране был сильный дефицит мужчин, и те, что еще оставались, находились в армии, в концлагерях и на стройках, а женщины в деревнях и поселках. В Невдубстрое с конца 1944 года был: и концлагерь, и большая стройка. В общем, собралось там обилие молодых мужчин привезенных на восстановление разрушенной войной электростанции 8-й ГРЭС.

Конечно, молодые женщины разными способами пытались попасть в этот чудесный поселок Невдубстрой. Не была исключением и моя будущая мать. Под предлогом навестить родную старшую сестру Агафью, работающую кастеляншей в мужском общежитии, она часто приезжала в поселок.

Дефицит молодых женщин в нем приводил к тому, что за каждую боролось сразу несколько мужчин, не задумываясь о любви, о том подходит ли она ему для совместной жизни, главное победить. Мужчины были слишком сексуально озабочены, а женщины перезрели, поэтому пары возникали быстро без долгих ухаживаний.

Мария и Анатолий. Я под маминой рукой

Результат я наблюдаю всю свою жизнь, и назвать хорошим его никак нельзя. В поле моего зрения не оказалось ни одной здоровой семьи, скрепленной настоящей любовью родителей друг к другу, не была исключением и моя семья. Не подумайте худого, это не поклеп на поколение отцов. Мои попытки разобраться в этой несимпатичной закономерности привели к пониманию того, что причинами являются страшная война и неоправданно жесткое отношение власти к населению страны. Я пишу уверенно, поскольку наблюдал в реальной жизни более полувека свою семью и семьи многих своих приятелей. Невольно отследил кроме этого судьбы детей из этих семей и даже детей этих детей. Результат удручает и заставляет о многом задуматься. Конечно, в детстве мы ничего плохого в наших жизнях не замечали. Понимание пришло, когда душа отяготилась опытом жизни и интеллектом.

Вернемся к моему рождению. Отец был очень рад, и в день, когда меня принесли из роддома, пригласил в общежитие своих приятелей отпраздновать мое рождение. Выставили они, несмотря на протесты, мать за дверь, смочили мои губы водкой и сунули в рот папиросу, отец тогда курил. Налили и выпили за то, чтобы мальчишка вырос настоящим мужчиной, и только потом впустили мать в комнату к протестующему ребенку. Такие были тогда нравы, да и юмор был такой, что сегодняшнее поколение вряд ли его воспримет. Однако для ощущения атмосферы бытия того времени, пример привести стоит.

Неизменной популярностью пользовалась шутка в исполнении юморного парня Миши Киселева, одного из тогдашних приятелей отца.

Сидит Миша в компании, вдруг закатывает глаза и начинает яростно чесаться, приговаривая:

– У всех вши как вши, а у меня как ящерицы.

После войны и разрухи, такой юмор был всем понятен, актуален и вызывал искренний смех.

Долгое время для меня было загадкой, почему я родился в мае, а родители зарегистрировали свои отношения только осенью. Уже совсем старым, отец признался, что целых полгода не мог принять решения, поскольку пожив несколько месяцев с моей мамой понял, какую ошибку совершил, расписался потому, что мечтал иметь сына, а за эти полгода полюбил меня младенца. В августе 1947 года отец поехал в отпуск на родину и взял с собой и невесту со мной, малышом. Не был он там с весны 1940 года, когда его призвали в армию. Начал службу под Ленинградом, в поселке Лебяжье, но почти сразу был отправлен в Латвию, по договору строил береговые укрепления. В плен попал на острове Эзель с аэродрома которого наши бомбардировщики бомбили Берлин в 1941 году.

Латвия 1940 год. Отец третий слева

Понятно, что описать встречу я не могу, но по обрывочным воспоминаниям родни знаю, что мать моя ко двору не пришлась и была забракована как матерью отца, так и его сестрами. Отец в силу своей молодой самоуверенности, которая имеет место быть у всех молодых людей до определенного возраста, не послушался мать. На закате жизни он рассказал мне, о своей тогдашней уверенность в том, что живя рядом с ним, мать обязательно подтянется интеллектуально, и о том какое в результате фиаско потерпел. Хорошо учась, он, конечно, усвоил установку коммунистов, что бытие определяет сознание. То, что у женщины сознание формируется в семье и изменить его невозможно, а можно только добавить знания, да и то при условии, что для сознания – это ценность. В дальнейшем выяснилось, что не только для сознания матери знания и культура ценностью не являлись, но и для всего ее рода Емельяновых.